Это мы принадлежим земле и воде, а не они нам.

По сравнению с человеческой цивилизацией тщеславия (даже с гениальными книгами, прекрасными машинами, убийственно совершенным оружием) камень представляется абсолютной ценностью. Конечно, в той только степени, в какой может быть названа абсолютной ценностью сама наша планета. В масштабах космоса и она – кратковременное скопление атомов, которое скоро будет распылено на частицы. Но с точки зрения короткой человеческой жизни камень вечен – более чем вечен, потому что само слово «вечность» увечно, оно обозначает всего 100 лет, то есть мгновение, а должно обозначать – бесконечность. Камень не вечен, но многовечен. Если бы он мог написать автобиографию, люди устыдились бы собственной ничтожности, сопряжённой с несоразмерными амбициями. Посмотришь на камень – и понимаешь, как убог человек. Видишь, что на самом деле человеку не должно быть ничего нужно, потому что человека почти нет. Деньги, слава – зачем? Мотыльку, который умрёт завтра или даже сегодня?

Камень – другое дело. Камень – более настоящий, более увесистый, камень – существует. Розанова осенило: «Мы проходим не зоологическую фазу существования, а каменную фазу существования». Почему-то мы считаем себя живыми, а камень – неживым. Но есть нефть, коралл, янтарь, жемчуг – переходное звено от дерева и животного к камню. Есть слоновая кость и панцири черепах – минералы биогенного происхождения. У меня не получается противопоставить «живую» природу «неживой». Для меня они равно живые – и рыба, и дерево, и кристалл. У камня есть своя ДНК – кристаллическая решётка. В камне присутствует, равно как и в так называемой живой природе, мощное творческое начало, стремление к высокой организации, и поэтому я не понимаю, за что камень относят к неживым предметам. Камни я склонен понимать как особую форму жизни. Вздрогнул, прочитав прозрение сурового каторжанина Шаламова: «…Камень тоже родится не камнем, а мягким маслообразным существом. Существом, а не веществом. Веществом камень бывает в старости». Откуда он знал это?

И вот ещё откровение, у Мамина-Сибиряка, внимательно всматривавшегося в камни (камни похожи на те «волшебные» закодированные картинки, настоящее содержание которых откроется только тому, кто будет долго и сосредоточенно на них смотреть): «В камне есть своя жизнь, тёмная и неисследованная, проявляющаяся в форме кристаллизации, в сопутствии известным горным породам, в антипатии к другим, в отношениях к свету, электричеству и химическим реагентам. Именно эта кристаллическая форма встала на границе, отделяющей органическую природу от мёртвой материи, и человеческий глаз пытливо ищет здесь ответа своим внутренним свойствам, запросам и тёмным органическим движениям. Мёртвая земля смотрит на человека этими цветными глазами, говорящими о тайниках скрытой в ней жизни».

Отец ноосферы Вернадский связал минерал с живой природой, создав дисциплину «биогеохимия». Пусть я своей гуманитарной головой не пойму, что это такое, но я чувствую, что это правильное направление познания. Ведь так называемая живая природа напрямую участвует в жизни и превращениях земной коры – части так называемой неживой природы; поэтому природа едина. Достаточно вспомнить, что мы ежедневно поедаем минерал галит, называя его солью. Что кремний, углерод и кальций равно формируют живую и неживую оболочки нашей планеты. Из растений образуются залежи угля и нефти, из раковинок – известняки, из морских организмов в местах массовой гибели рыб – подводные месторождения фосфора и т. д. Мы вовлечены в глобальный геохимический процесс. «Я подошёл в геологии к новому для меня и для других и тогда забытому пониманию природы – к геохимическому и к биогеохимическому, охватывающему и косную и живую природу с одной и той же точки зрения», – писал Вернадский. Дальше: «Биогенные породы (т. е. созданные живым веществом)… идут далеко за пределы биосферы. Учитывая явления метаморфизма, они превращаются, теряя всякие следы жизни, в гранитную оболочку, выходят из биосферы… Живое вещество… являлось создателем главных горных пород нашей планеты». Вернадский пишет о «непрерывном биогенном токе атомов из живого вещества в косное вещество биосферы и обратно».

Что такое вообще жизнь – почва, лес, человек – как не ничтожно тонкая прокладка между атмосферой и земной твердью, причём не изолированная от них, а взаимодействующая с ними? Камни заставляют поверить в бога. По меньшей мере – в высшие силы. Как они могли появиться сами, такие? Наша планета – гигантский камень, покрытый водой. И вода, сделавшая возможным появление живого, и атмосфера, давшая возможность этому живому дышать, и очертания континентов, – всё это продукты геологической истории планеты. Сам человек – дитя геологической истории, ставшее её со-творцом.

Определяя форму предмета, сравнивают его с известными фигурами: квадрат, шар… Земля заслужила высокую честь получить уникальное обозначение своей формы – «геоид». Не шар, не объёмный эллипс, но – геоид, землёид, вот единственное правильное слово для определения формы Земли, выдающее ограниченность человеческого познания. Летящий через космос кристалл-геоид – вот что такое Земля.

«Земля» в русском языке означает почву, сушу и планету. Мы приравняли космическое тело к земле-почве и земле-суше. Почва – это мать, родина и прах, связывающий воедино смерть и новую жизнь. Из праха, означающего распад живого существа, возникает новое существо, и смерть – летальный, летучий исход – необходимое условие продолжения жизни. Понимание механизма этого круговорота помогает примириться с неизбежностью собственной смерти, или вернее понять, что с исчезновением индивидуальности исчезает только сама эта индивидуальность, но что такое индивидуальность по сравнению с всеобщим единством, в которое ты навсегда включён?

Реки и моря демонстрируют принцип круговорота материальных тел. Хочется верить, что в какой-то круговорот вступает и то, что мы называем душой. Что такое я – искра, вспыхнувшая в месте пересечения миллионов более или менее случайных факторов и дерзнувшая мыслить об окружающем? Думая об этом и ощущая близость предела своих мыслительных возможностей, я пытаюсь поймать даже не мысль, а ускользающее ощущение рвущейся ниточки смысла, но через мгновение, как растворяющийся в утреннем воздухе сон, исчезает даже эта невесомая тень понимания, и я бессильно останавливаюсь у границы, за которой – непознаваемое.

Когда не останется людей, останутся только камни. Твёрдые, жидкие, газообразные – не суть, ибо это всего лишь разные состояния вещества.

Если бы я мог выбирать, я стал бы камнем и с удовольствием жил в каменной форме. Не обязательно драгоценным. Меня устроил бы кварц.

…Мир до последней своей крупинки одушевлён и разумен…

Для нас эти двери закрыты… Но система даёт сбои, и тогда что-то прорывается наружу, происходит непонятное, а мы, по наивности, ищем рациональное объяснение.

Александр Кузнецов-Тулянин. «Дизельная новелла»

Земля тоже люди. Голова его – там (он указал на северо-восток), а ноги – туда (он указал на юго-запад).

Дерсу (Владимир Арсеньев. «По Уссурийскому краю»)