Но в этом полку плохо кормили. И плохо – это еще ничего не сказать. Мало того что 7-я норма сама по себе скудная, так ведь еще с кухни и налево, и направо уходило… В супчике бульончик вроде мясной, но крупинки пшена можно было легко сосчитать. И беспрерывно тушеная капуста. Три раза в день. В ней полагалось быть колбаске американской, но повара ее так ловко резали, что нам никак не удавалось ее обнаружить.

В запасном полку нам полагался оклад пятьсот рублей, а на черном рынке буханка стоила триста, так что хлеб покупать было невыгодно. Решили, что гораздо лучше покупать картофельные лепешечки. Но когда узнали цены в Горьком, ахнули – дорого. Но кто-то прознал, что на рынке в Балахне эти лепешки в два раза дешевле, поэтому ездили за ними аж туда.

Наконец дней через двадцать стали формироваться маршевые роты. Танковая рота – это 10 танков, 40 человек. Кроме них еще командир роты и его заместитель по технической части, т. е. всего 42 человека. Ротным был назначен капитан Долгов, уже бывалый офицер, он в основном и организовывал нам учебу. Изучали боевые порядки: боевая линия, углом вперед, углом назад, уступом вправо, как делать перестроения. А коль танков нет, ходили пешим по танковому. Но поскольку Долгов сам горьковчанин и у него жена с двумя детьми жили в городе, то он, понятно, стремился к ним. До обеда командовал, но потом уезжал, а вместо себя, как командира 1-го взвода, оставлял меня.

Я же старался оправдать доверие, проявлял усердие и ревностно следил, чтобы ребята не бегали в самоволки. Ну, понятное дело, они все равно бегали, но я довоспитывался до того, что как-то проснулся, а сапог моих нет. Начали искать, но не для того их крали, чтоб мы нашли. И узнали, кто их украл, только после двух месяцев боев на фронте.

А уже октябрь заканчивался, холода, а я без обуви. Тогда командир принял такое решение – одного из солдат оставлял дежурить в землянке, а я надевал его сапоги. Но это же не выход, надо что-то решать. Ясно, нужно идти к кладовщикам, наверняка у них есть что-то, но придется заплатить. Бесплатное все кончилось. Бесплатно даже на фронте нельзя получить.

Захожу на склад, так и так, говорю. «Ну, вы знаете, у нас нового ничего нет, только поношенное. Но более-менее подобрать можно». – «Сколько?» – «Четыреста». – «У меня денег нет, но получка скоро». – «Ладно, триста». И за триста рублей он мне выдал поношенные сапоги. Но подметка оторвалась уже через две недели, и пришлось веревкой привязывать… Спасло только то, что когда в ноябре нас начали собирать на фронт, то выдали зимний комплект обмундирования. Тут уже я валенки получил, все как полагается.

Что еще запомнилось. 3 ноября у меня день рождения, и я попросился у ротного съездить домой. Он отпустил. Выхожу на шоссе Горький – Москва, а там пост стоит – регулировщицы. Девчата с американскими карабинами. Объяснил ситуацию, и они меня посадили на «Студебекер». А погода… Сырой снег идет крупный, а в кабине тепло, сразу в сон клонит…

Дома родители мне немного продуктов подкинули, в том числе и килограмма два пшенной крупы. И когда вернулся, то, что привез, сразу с ребятами разложили. Двенадцать офицеров – ясно же, что махнули сразу. А Черепенину говорю: «Алеша, я крупы привез. Давай как-нибудь кашу сварим».

Удалились однажды, налили полкотелка воды, но крупы много засыпали. Готовить-то не умели. Вода кипит, крупа уже вываливаться стала, но еще не готова. Отсыпали, отсыпали в котелок, потом доваривали. Тут уже поняли: надо какой-то расчет делать. Вот так вот и жили. А потом сформировали экипажи и на фронт…

– Свой первый экипаж помните?

– Я первый экипаж помню и последний. А в промежутках было много разных людей, и особенно в памяти они не остались. Но первый экипаж отлично помню.

Механик-водитель – Андрей Савин. Сибирский богатырь под два метра ростом, лет тридцати пяти. Надежный мужик, спокойный, рассудительный. Он еще на гражданке водителем работал, поэтому технику хорошо знал. Потом я его не разыскивал, но думаю, он остался жив, потому что еще в феврале 44-го лично отправлял его учиться на танкового техника в училище.

Радист-пулеметчик – Борис Петин. Совсем молодой парнишка откуда-то с Урала. Он был младше меня на год и попал в армию сразу после школы, поэтому особенного жизненного опыта не имел. Но как член экипажа – добросовестный. Связь обеспечивал нормально. Вроде бы кто-то мне рассказывал, что он остался жив.

Заряжающий – Кондратьев, тоже молодой парнишка после школы. Насколько я помню, он выбыл по ранению в начале 44-го. Вот этим составом мы долго продержались, почти два месяца в боях, а так обычно неделя-две… Поэтому крепко сдружились, и жизнь у нас шла веселая, бодрая. Тем более мы трое одного возраста, все комсомольцы, холостяки. Только Савин был женат.

Наконец определили день, когда будем получать технику. Выдвинулись на завод и трое суток принимали машины. Все скрупулезно, по описи.

Потом танки с завода выгнали и совершили марш на полигончик за 25 километров и на фоне тактического учения должны были отстреляться. Вот тут мы впервые хоть немножко почувствовали, что такое бой. Заслужили оценку «хорошо».

Потом заехали на склады, получили полный боекомплект вооружения, заправились горючим и совершили марш на погрузочную площадку в Горький. Станция Сталинская, что в трех километрах от пассажирского вокзала. Но там платформа торцовая, и загонять танки нам не доверили. Только заводские испытатели могли это быстро проделать. Одно дело сбоку, а с торца – это значит надо гнать машину через все двадцать вагонов эшелона. Заезжают и на 2-й скорости мчатся, только на стыках платформ немного притормаживают. Настоящие асы, ничего не скажешь. А дальше мы должны были закрепить танки, это тоже целая наука. И все это быстро, потому что подгоняют – время!

Да, а по дороге на погрузку у Черепенина сломался танк. Причем до станции оставалось всего полкилометра. Когда подошли, его машины нет. Но он послал вдогонку своего члена экипажа, что у него что-то с двигателем, и нам вместо него сразу подключили совершенно неизвестный экипаж из резерва. И встретились мы с ним только в 48-м году. Одновременно приехали в отпуск на родину. Оказывается, он сразу после войны поступил на инженерный факультет Академии химзащиты. И как он мне рассказывал, они как приехали на фронт в первый заход, танки у них забрали и всю маршевую роту отправили обратно. В общем, стал воевать только с весны 44-го. Заслужил орден. (На сайте www.podvignaroda.ru есть наградной лист, по которому командир танка 67-го Гвардейского танкового полка 19-й Гвардейской мехбригады гв. мл. лейтенант Черепенин Алексей Иванович 1924 г. р. был награжден орденом Красной Звезды: «…участвуя в боях на Лодзенском и Познаньском направлениях в танковом прорыве 16.1.45, одним из первых форсировал р. Пилица и закрепился на западном берегу.

За период боевых действий 15–23.01.45 его экипаж уничтожил больше 40 немецких солдат и офицеров. Действуя в передовом отряде, действовал смело и отважно. Экипаж прошел более 400 километров, не имея ни одной аварии».)

А затем мы встретились только в августе 86-го. Причем совершенно случайно. Я приехал домой сестру хоронить. На автостанции в Вязниках стою, ожидаю такси. Что-то долго ждали его, смотрю, группа мужичков стоит. Их пять человек, тоже на Мстеру. И слышу среди них знакомый голос давнишний. Прислушался, так вроде Черепенин в этой компании стоит. Но сомнения, конечно, есть. Но тут я вспомнил, что у него на ухе была такая природная сережечка. Зашел с одной стороны, нет. С другой посмотрел – есть. Ну, ясно… Сразу ему говорю: «Ну, Леша, здравствуй!» Он разворачивается: «Здорово! А ты кто такой?» – «Ты чего, уже и земляков своих не узнаешь? И про 1-е Горьковское танковое забыл?!» Вот тут он как про училище услышал: «Коля, неужели это ты?» – «Да…» Он так помахал головой, посмотрел на меня: «А ты как-то браво довольно-таки выглядишь». – «Зато ты все время сутулый был, вот и согнулся раньше времени…» Обнялись, поговорили немножко. Оказывается, он после Химакадемии прослужил до самой отставки 32 года и ушел в запас подполковником. Двое детей, живет в Новосибирске и приехал на родину кого-то навестить. Вот такое совпадение…