Зачитывается приговор, но до нас только отдельные слова долетали. Быстро зачитали, машину подогнали, молодцеватые мужички накинули им на головы петли, повесили спереди фанерки, и машина отъехала… Этот трибунал с исполнителями быстренько уехали, а мы остались осмысливать… Проехать мимо мы не могли, пробка. Местного населения там было всего человек тридцать, в основном женщины. Было видно, как они там плакали, потом развернулись и медленно пошли по домам…

А когда двинулись вперед, каждый из нас думал об увиденном. Пусть люди нам неизвестные, за что их судили, не знаем, но страх все равно нагонялся… Помню, определенные переживания у меня были. Недаром эту картину не могу забыть до сих пор. И нам это служило напоминанием: если что-то не то, получите вот это… Волей-неволей такая мысль приходила…

А потом случилась первая бомбежка, ее тоже надо пережить и перенести, чтобы сделать соответствующие выводы. А получилось так.

Вышли мы в район Винницы, но немцы там подкинули подкреплений, и нам пришлось отходить. А когда войска отходят, то оставляют прикрытие, и вот меня назначили в такой заслон.

Перекресток дорог фактически в чистом поле, вдоль дорог липы растут. Кругом поля, местность более-менее ровная. А сзади меня находится небольшой населенный пункт, скотные дворы.

До обеда обстановка оставалась спокойная, а после вдруг с одного направления выскочил разведывательный бронетранспортер. Совершенно неожиданно, мы даже не успели как-то по нему сработать. Лишь вдогонку я сделал пару выстрелов, но не попал.

А через часик выскочила какая-то автомашина, и хотя расстояние было большое, в нее я уже попал как следует. Она сразу загорелась. Несколько человек из нее выскочило, мы из пулеметов постреляли – в общем, все они там остались…

Ну а после обеда на горизонте в одном направлении, довольно далеко, километров за пять, я увидел силуэты. Посмотрел в прицел – танки… А погода ясная, солнце то выйдет, то зайдет. Морозец градусов десять – в общем, хороший зимний день.

И вдруг появляется истребитель – «мессершмитт». Выскочил, прошел, потом разворачивается и пошел на меня со снижением. Стал из пулеметов долбить. Пролетел, разворачивается, стал заходить на третий заход, но почему-то всякий раз заходит мне в лоб. Для меня это приятно, конечно. Но поскольку нас все-таки немножко учили этому: что за самолеты, какое у них вооружение, как они действуют, то я понял. Раз это одиночка, значит, должен быть мастер. Но тогда почему он мне в лоб заходит? Он же должен знать, что с тылу у меня броня потоньше и больше вреда можно принести.

Ладно, думаю, тогда я тоже попытаюсь что-нибудь обозначить. Поднимаю пушку в его сторону: «Осколочным заряжай!» Ба-бах, но промазал, конечно. Ну, а ему деваться некуда, раз он пошел на меня. И вдруг, когда он совсем близко был, вижу, от него бомба оторвалась. Прошел, но разрыва я не слышу. Он опять разворачивается на следующий заход. А я смотрю за ним и на развороте хорошо вижу и номер его, и черный крест на желтом фоне, и голову летчика. Но особого страха мы не испытывали, лишь Савин изредка высказывал смачные словечки в адрес летчика.

Снова стреляю, но немец, видимо, понял, что я не попаду в него. Тут он вторую бомбу сбросил, и опять я не слышу разрыва. Опять заходит, уже в шестой или седьмой раз, совсем уже низко, и только после этого ушел.

Мы вылезли, посмотрели, а у нас все крылья пробиты. Запасные баки пробиты, и все горючее из них вытекло. На подкрылках стоял ящик с инструментом – пушку чистить, так все разбито и непригодно. Тут я вспомнил про бомбы.

Прошли немного назад, смотрю, обе лежат. Но одна в кювете с правой стороны от дороги, а другая слева. Если на глаз, килограммов по 50–100. Подходить ближе не стали, но я все думал: чего же они не взорвались? И как-то мне потом в Германии в 45-м подвернулся летчик-истребитель. Он находился в наших боевых порядках, чтобы наводить свои самолеты на цели. Как сейчас говорят, авианаводчик. И я его спрашиваю, вот такая со мной произошла ситуация. Он сразу вопрос: «А с какой высоты он бросал?» – «Метров с пятидесяти». – «Все ясно. Бомба не успела набрать угол, чтобы удариться, как положено, и ударный механизм не сработал».

Но я к какому выводу пришел после этого? Во время налетов нужно сидеть в танке и никуда не бегать. Броня надежно защищает от осколков, а попасть прямо в танк – это не так-то просто. И второе: я сразу же занялся изучением самолетов. И наших, и немецких. И через какое-то время я уже по силуэту и по звуку мог определить, что для нас опасно, а что нет.

Ладно, самолет улетел, а танки пусть и медленно, но все-таки двигаются к нам. А это гораздо опаснее… Когда подошли на два километра, их уже стало хорошо видно. Насчитал двенадцать штук и про себя думаю: ну и что я им один в этом ровном поле сделаю?.. А приказ-то у меня – держаться до темноты! И тут вдруг слышу гул какой-то. Оглянулся назад, смотрю, с тылу ко мне двигаются две самоходные установки САУ-152. Откуда они появились, не знаю, но ясно, не случайно. И главное, появились для нас в самый нужный момент. Недалеко находился длинный то ли сарай, то ли скотный двор, крытый соломой, и они раз и в него завернули. Немцы их не видят – красота! Зато я, как только их увидел, понял – мы здесь не погибнем! Пришли две такие штучки, которые поддадут немцам как следует. Недаром их прозвали в войсках «зверобой». Ну и мы тут можем принять участие. Только надо бы замаскироваться, чтобы немцы нас предварительно не раскрыли.

Заехали под какой-то стог. Веток нарубили, вокруг танка их поставили, набросали сверху соломы – вроде как стожок какой – и притаились.

Я думал, самоходки их подпустят на километр, но они начали стрелять, когда до немцев оставалось полтора. Обе выстрелили одновременно, залпом, а там же звук какой, пламя, и кто-то из них попал. Один танк сразу загорелся.

Второй залп бабахнул, еще два загорелись… Тут ход у немецких танков заметно сбавился. А когда горело четыре или пять, тут уже и я подключился. Причем у меня была даже более выгодная позиция, немного под углом, и я мог по борту им дать. И ближний ко мне танк мне удалось подбить.

Немцы, конечно же, тоже стреляли в ответ. Соломенная крыша сарая загорелась и потом стала хорошо полыхать. Но он же большой, и самоходки из этого сарая какое-то время еще стреляли.

И когда уже было подбито танков семь, немцы включили заднюю и стали отходить. Но самоходки еще восьмую успели поджечь, и тут спустилась темнота. Зарево, все кругом светло, факела горят по полной, у них же двигатели бензиновые.

Смотрю, самоходки задом вышли, развернулись и двинули в тыл. Тут я понял, что и мне здесь делать больше нечего. Тем более что со своей задачей мы справились. До темноты свою позицию не покинули, к тому же подбили один танк и машину.

Но куда ехать, где искать свою часть? В конце концов, только под утро нашел своих. Но в этой деревне всего несколько танков находилось. Моего комбата нет, только начальство в основном и машины штабные. И когда я появился, ко мне подбегает какой-то офицер: «Кто такой? Откуда прибыл?» – Так и так, отвечаю… – «Очень хорошо! Как же ты вовремя прибыл. Идем со мной!» А я вижу, что они взволнованы, и чувствую, что-то нехорошее намечается…