Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но как это возможно? — воскликнул тот же нетерпеливый коваль. — Незримое, наверное, назвали бы другим словом, если его можно было увидеть!
— Обычными глазами этого не сделать, — согласился маг. — Нужен третий. А третье око — это сердце.
— Как же помочь сердцу прозреть? — спросил Нечай.
— С большим трудом, ведь сердце слепо, это знают все. Нужно всегда помогать ему глазами. Нужно, чтобы они были неразлучны, чтобы всегда и на все смотрели вместе.
Чтоб сердце не отмалчивалось, когда глаза глядят на мир, и чтобы глаза не закрывались, когда сердце взволновано! Вот, в сущности, и весь секрет… — произнес Древлевед, прислоняясь к бревенчатой стене.
— Видеть незримое, полагаясь на правду сердца, — проговорил Нечай. — И когда — если — удастся этому научиться, мы постигнем магию предков?
— Ты невнимателен, — укорил его маг. — Вы создадите свою магию.
— Но скажи, если все так, почему же нам оставлены древние заклинания? — спросил нетерпеливый. — Зачем их, как ты выразился, бормотали наши предки?
— Заклинания — это… только очередной инструмент, — пояснил Древлевед. — Представь, что в руки неграмотному человеку попали бумага, перо и чернильница. Инструменты у него есть, он даже выводит каракули, однако внятного письма не начертает.
За изделия верхотурских кузнецов приезжие платили золотом и не считали себя в убытке. Для мастеров сравнение было обидным. Однако лицо Нечая вдруг разгладилось, и он улыбнулся, сказав:
— Значит, все в наших руках? Но больше ты нам ничего не скажешь?
— Пока что — нет. Я назвал цель, путь вы должны преодолеть сами.
— Что ж, даже если нам не суждено возродить славу предков, твой совет хорош сам по себе. Мы благодарим тебя, Древлевед, за твой рассказ. Как отплатить тебе за добро?
Маг ответил:
— Плата невелика. Позволь переночевать у тебя, мастер Нечай. Еще мне не помешал бы новый нож и подковы на сапоги: меня ждут еще много дорог.
— И все? Твоя нетребовательность заставит нас почувствовать себя скупердяями. Глаза видят, что ты и впрямь умеешь обходиться малым, но сердце говорит: это не повод для неблагодарности.
Древлевед рассмеялся и сказал:
— Добро, я подумаю, что бы спросить с вас. Однако не спеши: мы непременно когда-нибудь встретимся, и, может, тогда я назову цену своему учению. Пока же вели приготовить для меня ужин и покои. И… дай время поговорить с этим юношей наедине.
* * *
Кажется, кузнецы не разделяли убежденности своего предводителя, что советы мага заслуживают большей платы, чем стол и постель. Не заметил Нехлад на их лицах ни радости, ни удовлетворения. Впрочем, и досады за потраченное время на них не читалось, и просьбу Древлеведа они выполнили безоговорочно, оставив его наедине с молодым боярином.
Маг проводил их взглядом. Улыбка медленно сошла с его лица, и на Яромира он взглянул испытующе.
— Сегодня весь день по городу разъезжали княжеские посыльные, искали меня. Не из-за тебя ли?
— Наверное, из-за меня, — осторожно ответил Нехлад. — Я искал встречи с тобой, и Брячислав обещал помочь.
— Ты хочешь вернуться в Безымянные Земли и схватиться с Тьмой один на один?
Почему-то большого удивления оттого, что маг прекрасно знал его помыслы. Нехлад не испытал.
— Да.
— Хорошо понимая, насколько безумно твое желание?
— Да.
— Ты веришь в победу?
— Да, — терпеливо ответил Нехлад.
— Что ж… а если я не стану тебе помогать — что тогда?
— Ты и сам можешь ответить, — вздохнул Яромир.
Маг кивнул, глядя куда-то в сторону. Помолчал и вдруг спросил:
— Во что ты ценишь свою победу? Нехлад не понял вопроса.
— Что ты готов отдать за нее? — произнес маг, вновь вперяя в него пристальный взгляд.
— Я уже все отдал. — Яромир рассказал об отречении от права владения и управления. — Почему-то показалось, что так правильно, — добавил он. — Я понимаю, как мало надежды вернуться, и хотел, чтобы мне нечего было терять.
— И как, получилось? — спросил Древлевед. Нехлад пожал плечами:
— Думаю, да. Все, чем я владею теперь, умещается в седельных сумках, и боярский долг больше не довлеет надо мной.
— Значит, ты больше не боярин, так? А кто ты?
— Просто человек.
— Не бывает такого существа на свете, как «просто человек». Подумай и назови себя. От этого многое зависит.
— Яромир Нехлад, сын Владимира Булата, внук Влади-гора Путяги, правнук Горисвета Яруна, — ответил Нехлад обычное и осекся: понял по хитрым глазам Древлеведа, что это не то. — Имя Яромир — боярское, — прибавил он, сомневаясь. — Значит, просто Нехлад, сын Булата…
— Имя, — произнес маг. — Как у всякого славира, есть у тебя тайное имя. А все остальное — прозвища, которых человек за жизнь может скопить целый воз. Меня в разное время и в разных странах награждали таким количеством имен, что все я уже не упомню. Но многие из них давно потеряли значение, а сам я — нет. Я — это не мои имена, ибо имена суть то, что думают обо мне другие люди, но они не знают обо мне всего. Значит, имена не называют меня полностью. То же и с родством: я — это я, а не другие люди, сколь бы ни были они близки мне. Ну так попробуй еще раз: не назови себя, а скажи, кто ты.
— Тогда не знаю, что ответить, — признался Нехлад. — Как может назваться человек, если не по предкам и не по труду своему? Что может быть важнее?
— Необязательно важнее, — усмехнулся маг. — Если отнять от человека его родословие и труд — что остается?
— Ничего, — убежденно ответил Нехлад. — Даже истинное имя теряет значение. Кто не чтит предков и ничего не делает для людей, тот богам не люб и не обратит на себя их взор, даже если прокричит свое имя сто раз.
— Жаль, жаль, — покачал головой Древлевед. — Неосознанно ты сделал верный шаг, отрекшись от имущества, но дальше не продвигаешься. Тьме безразлично. Нехлад, под каким именем ты придешь в Ашет и до какого колена можешь исчислить предков своих. Все это тебе не поможет, но все это можно еще отнять у тебя.
«Как можно отнять имя?» — хотел спросить Нехлад и осекся. В снах демоница ясно дала понять: «Я знаю твое истинное имя, захочу — отниму, загублю! И гарью и влажной, комками сбитой золой обернется то, что числил ты в себе священным и неприкосновенным…»
— Так что же в остатке? — снова спросил Древлевед.
— Сердце, — вздохнув, ответил Нехлад. — Сердце живое и глупое, которое ничего не понимает, но к чему-то стремится.
Сказал он так — и припомнил запавшие в душу слова Ворны, почувствовал, что они могли значить больше, чем он понял тогда. Древлевед оживился.