Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что? – испугалась я и проследила за взглядом безмолвно вопящего. – Папа? Пила? Дерево? Что не так-то?
Папуля, осознав, что привлек все внимание публики, опять картинно включил пилу и с размаху взгрызся ею в древесный ствол. Пила взвизгнула, едва не подавившись чем-то твердым, судя по звуку – металлическим, и тут же громко хрустнуло, затрещало, заскрипело…
Ду-дух!
Спиленное ниже дупла старое дерево шумно рухнуло, при ударе о землю, подняв тучу пыли.
Папуля закашлялся – он аллергик, Зяма и вовсе прослезился.
– Что? – На шум примчалась Алка в ночной рубашке. – О боже!
– Это не боже, это я спилил дерево, – похвастался, приосаниваясь, папуля, тут же снова закашлялся, согнулся и скрылся в пыли.
– Молодец, конечно, – сказала мамуля с сомнением. Ее явно смутила реакция Зямы и Алки, превратившихся в пару трагических фигур. – Или не молодец?
– Ого! – донеслось от свежего пня. – О‐го‐го! Бася, дети! Вы не поверите, что я нашел!
– Что, что ты нашел? – Любопытная мамуля немедля полетела на зов.
– То, что мы спрятали, – голосом, в котором отчетливо слышалось близкое рыдание, произнес Зяма.
Тут уже и мне сделалось нехорошо:
– Что вы там спрятали?!
– Ты, Инночка, только не волнуйся! – запищала Трошкина. – А ты, Зямочка, не убивайся! Что у нас, других денег, что ли, нет, не проживем мы разве без этих, доисторических?
– То есть вот там, в дупле только что спиленного дерева… – Я не закончила риторический вопрос и закрыла лицо ладонью.
– Дети! Мы действительно нашли клад! – примчалась к нам припорошенная пылью и древесной трухой мамуля. В каждой руке у нее было по монете, и она победно трясла ими, как ребенок, разжившийся конфетками. – Это просто удивительно! Мы искали монеты на берегу, говорили об этом, озвучивали свое желание Вселенной – и она нас услышала! В дупле был клад, настоящий клад!
– Дай-ка мне? – под моим локтем просунулась костлявая лапка – я и не заметила, как к нам присоединилась бабуля. – Хм… Это что-то действительно древнее, возможно, средневековое, кажется, татарское… Очень странно, дереву-то не больше ста лет…
– Я и говорю – чудо, просто чудо! – Мамуля, радостная, как дитя, отобрала у бабули монету и вприпрыжку умчалась к пню – собирать чудо-деньги в карманы пижамной куртки.
До нас донесся ее звонкий голос:
– Боря, а мы возьмем пятнадцать процентов стоимости или оставим себе часть этих чудных монеток?
Зяма всхлипнул.
– Ну-ну. – Я похлопала его по плечу и ушла в свою комнату.
Мне надо было прилечь и успокоиться.
– Шошашашу? – недовольно зашептал не вполне проснувшийся Кулебякин.
– Что там за шум? – перевела я. – А, пустяки. На фоне ста кило золота вообще сущая мелочь.
– Ну не расстраивайся, Зямочка! – заворковала Трошкина за окном. – Ну ты же видишь – тут этих сокровищ как грязи! Ну найдем мы тебе еще клад, у нас ведь и металлоискатель есть, и лопата…
– Даже две, – громко подсказала я, падая в кровать растопырочкой, как дохлая морская звезда. – Федя с Машей не откажутся поделиться с нами своим снаряжением.
– Мы собираемся в экспедицию? – вполне уже внятно спросил проснувшийся Денис. – Прямо сейчас или все-таки после церемонии бракосочетания? Я бы предпочел после – сойдет за свадебное путешествие.
– Ой, свадьба! – Я села в постели и уставилась на часы на стене. – Совсем потеряла счет времени! Нам не пора возвращаться в город?
– Вечером поедем, – сказал Кулебякин и расплылся в самодовольной улыбке. – Приятно видеть, что тебе так не терпится вступить в священный союз… Эй, ты куда?
Я спрыгнула с кровати и выскочила во двор. Тотализатор! Какие там нынче ставки? Осталось совсем мало времени, чтобы с этим разобраться!
На закате солнце – шарик крутого желтка – продирается сквозь перекрестия стальных ферм знаменитого Крымского моста, мелко крошится, рыжими хлопьями забивается в ямки на лиловой воде, тонет, кормит собой стада серебряных рыб. Наша машина катится по мосту – бусиной по тугой струне: с одного берега на другой, из сказки в привычную нам реальность.
Позади остается Фео, о Фео, Фео миа – провинциальный город на задворках империй, древний, сонный, пыльный, медленно остывающий от жары, скучный, тихий, глубокий, из ста слоев, в большинстве которых и близко не было нас…