Люси стала горячо возражать, уверяя, что картина ей очень понравилась, вот только света в ней слишком много.

Табита, смеясь, пообещала в следующий раз нарисовать ее портрет в строгом классическом стиле.

Тем временем мистер Бизли взял портрет, о котором шла речь, и поднес к окну.

– Дражайшая мисс Монтекью, – проговорил он, внимательнейшим образом рассмотрев портрет. – Надеюсь, вы не собираетесь отказаться от такого подхода к композиции, поскольку этот портрет весьма оригинален и написан с исключительным мастерством.

Девушки подошли к нему.

– Вы в самом деле так думаете? – робко спросила Табита. – Мне тоже он очень нравится. Не знаю, понравится ли другим.

– На этот счет вам не следует беспокоиться, – заметил мистер Бизли. – Вы по-прежнему непреклонны в своем желании оставить себе этот портрет?

– Боюсь, что да, – ответила Табита и уже мягче добавила: – Я нарисую другой, в таком же стиле, если пожелаете.

– Вы доставите мне большое удовольствие, мисс, – улыбнулся мистер Бизли. – Ну а теперь, полагаю, нам следует поскорее покончить с этим делом, раз вы собираетесь уехать уже сегодня. Предлагаю вам за два пейзажа по десять гиней за каждый, и, если вы доверяете мне, остальные, с вашего разрешения, я возьму с собой для выставки акварелей в Спринг-гарденс. О результатах сообщу вам в Маргейт, если вы будете любезны оставить мне ваш новый адрес.

– Конечно, – рассеянно ответила Табита, думая о своем, и. вдруг спохватилась: – Вы действительно собираетесь заплатить мне двадцать гиней?

– Конечно, если вас устраивает цена.

– Но ведь они даже не вставлены в рамы!

– Этим я сам займусь, – успокоил ее Бизли.

– Замечательно! – просияла Табита и повернулась к Люси: – Кажется, я становлюсь деловой женщиной.

Несколько часов спустя Табита, сдерживая слезы, стояла на пороге дома Карлайлов и прощалась с Пирсом, Люси и их матерью. Леди Хантли приехала на Грин-стрит сразу по получении записки от Люси, в которой та просила ее уговорить Табиту остаться. Однако Табита была непреклонна в своем решении.

Леди Хантли поняла, что все ее усилия тщетны, однако настояла на том, чтобы Табита воспользовалась ее дорожной каретой.

– Это вовсе не означает, что я смирилась с тем, что ты задумала, – сказала она. – Однако я надеюсь, что ты осознаешь всю опрометчивость и безрассудность своего поступка. Тогда напиши мне, чтобы я могла прислать за тобой Ливингстона.

Но, глядя на бледную расстроенную Табиту, леди Хантли оставила свой строгий тон, по-матерински обняла ее и расцеловала в обе щеки.

– Дитя мое, а ты уверена, что сделала правильный выбор?

– Да, мэм, уверена, – кивнула Табита.

– Еще не поздно передумать.

Табита покачала головой.

Борясь с чувствами, переполнявшими ее сердце, Табита расцеловалась сначала с Пирсом, потом с Люси, которая не хотела выпускать ее из объятий.

– Табби, обещай мне, – прошептала она ей на ухо, – обещай, что напишешь мне. Если тебе будет там плохо или… – голос у нее дрогнул, – …или одиноко, если тебе нужна будет помощь, сообщи! Поклянись, что будешь писать!

Табита, не в силах вымолвить ни слова, молча кивнула. Наконец Люси отпустила ее, и она влезла в карету. У Табиты не было слов, чтобы выразить свои чувства, свою глубокую благодарность. Ей помогли выбраться из ужасного положения, в котором она очутилась, распахнули перед ней двери своего дома, окружили заботой, благодаря им она обрела уверенность в себе и отважилась начать новую, самостоятельную жизнь.

Кучер захлопнул дверцу и влез на козлы. Девушка помахала на прощание, и тяжелый экипаж тронулся с места. Табита невольно вспомнила, как шестилетней девочкой покидала дом приходского священника в Девайзе.

Табита никогда не видела моря, и у нее захватило дух, когда перед глазами распростерлась уходящая к горизонту, бескрайняя водная гладь. Только к вечеру они выехали на дорогу, ведущую в Маргейт. Погода не радовала. Небо было затянуто белесыми облаками, а море серо-стального цвета лишь добавляло уныния окружающему пейзажу.

Дул сильный ветер, на берег, пенясь, набегали высокие волны. Табита высунулась в окно, чтобы получше их разглядеть. На картинах с морскими пейзажами она ничего подобного не видела. Мысли о Доминике оставили ее, и впервые после разлуки с ним она почувствовала облегчение.

Воображение у девушки разыгралось, и Табита, поглощенная композицией своих будущих картин, не заметила, как карета въехала в городок. Через некоторое время кучер повернул на широкую улицу, которая вела на окраину. Большой трехэтажный дом под номером двадцать два стоял в глубине разросшегося сада. Кучер спрыгнул с козел, несколько раз дернул за веревку, и колокольчик у ворот зазвонил. Вскоре появился мужчина и широко распахнул ворота. Табита вылезла из кареты и подошла ко входу в пансионат. Весь ее багаж состоял из чемодана и ридикюля, в котором лежали драгоценные двадцать гиней. Одну монету она вложила в руку кучера леди Хантли, поблагодарила его и дернула за шнурок дверного колокольчика.

Долго ждать не пришлось, дверь распахнулась, и на пороге появилась молодая женщина.

– Я Табита Монтекью, – представилась девушка. – Хотела бы видеть мисс Бошан. – Женщина озадаченно на нее посмотрела (у Табиты екнуло сердце), но тут же расплылась в приветливой улыбке и шагнула в сторону, освобождая дорогу.

– Вы, должно быть, новая учительница, вместо миссис Бекитт.

– Да, это я. – Табита вошла в прихожую. – Мисс Бошан получила мое письмо?

– Да, мисс, она ждет вас. Проходите, пожалуйста. – Заметив, что Табита посматривает на свой чемодан, стоявший у входа, она добавила: – Я попрошу присмотреть за вашим чемоданом.

– Спасибо.

Табита прошла следом за девушкой по коридору с натертым до блеска полом. Вдоль стен стояли самые разнообразные вещи: пристеночные столики, вешалка для шляп, свернутые ковры. Здесь было по-домашнему уютно.

– Сейчас все на ужине, мисс, – сказала служанка. – Столовая там, прямо по коридору.

Табита услышала гул голосов и, когда подошла к двери в столовую, пожалела, что не приехала в другое время дня. Тогда ее представляли бы всем по очереди, а не сразу.

Волнуясь, Табита последовала за служанкой в просторную столовую, где стояли рядом четыре длинных стола, за которыми сидели девочки. Под прямым углом к ним – стол поменьше, где располагались дамы, человек шесть. Учительницы, догадалась Табита. К одной из них ее и подвела служанка. Это была женщина средних лет, облаченная в элегантное серебристо-серое платье со стоячим воротником. Кожа у нее была удивительно белая, а глаза ярко-голубые.

Мисс Бошан поднялась и взяла Табиту за руку.