что случилось с ним одним, сразу расскажет Коломиру.

Темный конь в одно мгновение ока домчался до Большого Дыма. Тень вытянулась пред конем заговоренной тропой, на которой только стоит пройти два шага, как она сразу вздымается позади и, чтобы не упасть, надо сделать и третий шаг, чтобы тотчас оказаться на дальнем ее конце.

Повиснув на руке всадника, последыш опустился на землю перед самыми воротами кремника и, когда, сделав несколько шагов к воротам, обернулся, позади на земле уже не было ничего, кроме завившейся косой травы и далекого перестука копыт, ручейками стекавшего в глубокий овраг.

Внизу, на реке, плавали и клевали вместе с северскими утками речную тину корабли ромеев, и последыш вспомнил, что всадник принес с собой на поле ромейский запах: приятный, хотя и немного надоедливый запах сухих ломких листочков, испещренных золотистыми буквицами. Ромеи привозили такие листочки в пергаментных кульках, приправляли ими свою еду и уговаривали северцев последовать их примеру. Князь-воевода и готы уже пристрастились жевать и нюхать эти листочки, а у остальных северцев, стоило им сунуть эти листочки в рот, пока что сразу сводило языки.

У ворот дожидалась последыша старшая из его теток, Жула. Она хмурилась и глядела на княжича с тревожной и сковывавшей его движения заботливостью, будто он, малой, только учится ходить и может на всяком шаге упасть и расшибиться.

Тетка очень крепко схватила последыша за руку, потянула за собой в кремник и вдобавок стала подгонять:

-- Иди, иди живей. Тятя заждался.

За воротами ромейский запах сделался сильнее, клубился, залепляя ноздри, но был знаком и не пугал последыша. На этот запах тянулись со всех сторон последние осы, а мыши от него пьянели, и их что ни утро собирали у крыльца княжьих хором полными ведрами и выбрасывали в овраг.

Чужаки-ромеи приплывали снизу по реке каждый год, порой дважды -- весной и осенью -- и ныне гостили-торговали уже двенадцатый день. Они ходили, оставляя за собой двуглавые следы, говорили разными языками и хвалились богатыми одеждами, такими гладкими, что с их плеч соскальзывали и падали мухи и птичий помет, сыпавшийся с перелетных стай. Ныне все игрушки, пояски и цепочки они давно успели раздарить нетерпеливым "варварским щенкам", и потому малым можно было спокойно охотиться на тура и прочих зверей, не боясь, что их забудут и чем-нибудь обделят.

Тетка Жула тянула-дергала последыша вверх по ступеням княжьего дома, а потом торопливо провела его, словно пряча, через сенцы в боковую клеть, где стояли, мирно пылясь, большие лари. Там она откинула горбатую крышку одного из ларей и стала живо раздевать малого, радуясь, что тот совсем не упирается, а только завороженно хлопает глазами.

-- Живо, живо,-- приговаривала она.-- Уже все истомились, поди... Собрались орлы -- одного воробья никак не дождутся.

Тут тетка стала одевать последыша в новую сряду, очень красивую. Она достала из ларя совсем новые алые сапожки и новый, пестрый поясок, вышитый бисерными узорами. Она сначала полюбовалась одежкой и порадовалась, а уж потом изумилась, что последыш все так же сонно хлопает глазами и стоит, как заговоренный, с тем же безучастным видом.

-- У тебя не жар ли! -- испугалась тетка и, быстро коснувшись губами лба княжича, облегченно вздохнула.-- Испугался, поди... Так ничего страшного нет. Тятя подарок тебе готовит, хвалиться тобой хочет перед ромеями.

В доме сильно пахло чужим -- хоть не страшно, но до тошноты приторно. Осы летали с тяжелым гудом и ненароком прилипали к стенам.

-- Мамка, а кто дома? -- тихо спросил княжич, глядя на красивые сапожки и каждым порывистым вздохом пытаясь поймать куда-то убегавшую от него радость.

-- Тятя твой... и все тут,-- шепотом, даже пугливо отвечала тетка, озираясь; даром только, что обережных знаков не творила.-- И самый старый ромей тоже пришел. Все тебя одного дожидаются... Ногу! Ногу прямо суй. Вот так. Стой, не кособочься.

Последыш стал тихонько, совсем неслышно нашептывать заговор, с которым прокладывают через лес новую потаенную тропу.

-- Повернись,-- велела тетка и одернула у княжича позади рубашонку.-- Вот теперь хоть женить. Пошли.

Она взяла его за руку, потянула и не смогла сдвинуть с места, обомлев от удивления.

-- Не трогай меня,-- прошептал последыш, и тетка испуганно отстранилась от него прочь.-- Отсюда сам пойду.

Он вышел из клети по своей тайной тропе и, шепча сильные слова, которым научил Коломир, пошел стопа в стопу к горнице. Тетка, раскрыв рот, подглядывала за ним из клети.

Тайная тропа кончилась у закрытой двери, дальше вести не могла. Все дверные щели были залеплены осами, стремившимися на сладкий ромейский запах.

-- Сам да сам, да еще не по усам,-- приободрилась тетка, покинула клеть и двинулась на помощь княжичу.-- Не бойся.

Она потянула на себя дверную скобу, и подтолкнула малого в горницу. Осыпавшиеся на пол осы захрустели у него под ногами.

В горнице за широким княжьим столом сидели отец, князь-старшина и старый Богит, -- а на другой стороне стола -- три ромея. У всех трех не было бород, и их лица напоминали зрячие ладони. У старого ромея, который был главным среди своих, лицо даже походило на ладонь старого Богита.

Все -- свои и чужие -- стали смотреть на последыша точно так же, как недавно смотрели на него из-за невидимой межи братья.

Робея, последыш отвел глаза на столешницу и увидел, что по ней, среди блюд и в тени братин и кубков, несутся со стороны ромеев на северскую сторону не тараканы, а скачет настоящее конное войско, а над войском летят не мухи, а стаи крохотных разноцветных птах с длинными, как носики у комаров, клювами.

Отец, тем временем, протягивал ему со стола сладкий кренделек, веля подойти.

Княжич шагнул раз и другой безо всякой