– Который сейчас год? – Вопрос словно сорвался у женщины с языка. – Который, спрашиваю! – Нож прижался еще плотнее. – Неужели у меня с дикцией проблемы?

– Вовсе нет, – торопливо ответил Дрейфус. – Год сейчас две тысячи четыреста двадцать седьмой. Почему вы спрашиваете?

– Потому что давно здесь торчу.

– Так давно, что потеряли счет годам?

– Так давно, что потеряла счет всему. Хотя примерно я представляла, – с вызовом добавила женщина. – И почти не ошиблась.

Дрейфус по-прежнему не видел ни ее лица, ни других частей тела – лишь затянутую в перчатку руку с ножом.

– Вы из семьи Нервал-Лермонтовых? – спросил он.

– Значит, их разыскиваете?

– Нет, никого конкретно я не ищу. Я полицейский, расследую преступление, и ниточка привела на этот астероид.

– Один?

– С помощником. Мы прилетели на корвете. Подлетая к астероиду, были обстреляны, корабль получил серьезные повреждения. Можно было потихоньку возвращаться к астероиду «Доспехов», но мы решили осмотреть этот: вдруг отсюда быстрее свяжемся с домом? Этим сейчас и занят мой помощник. Еще я хотел выяснить, почему по нам стреляли. Наверное, защищали что-то…

Холодное лезвие царапнуло кожу. «Кровь потекла?» – подумал Дрейфус.

– Кое-что защищали, – проговорила женщина, явно имея в виду субсветовик. – Что скажете о своей находке?

– Это корабль сочленителей, судя по внешнему виду. Потом я поднялся на борт и увидел еще кое-что. – Дрейфус обвел взглядом зал, полный калек, которые служили женщине пищей. – Пожалуй, все. Теперь скажете, в чем дело?

– Попробуйте шевельнуться, – велела женщина. – Хоть рукой, хоть ногой, я не трону.

Дрейфус попробовал. В принципе, конечности двигались, но скафандр не просто мешал, а фактически парализовал его.

– Не могу.

– Я проникла в ваш скафандр, остановила его двигатель и коммуникатор. Для меня это раз плюнуть. Теперь скафандр вам не снять, а в нем не сдвинуться с места. Вы умрете здесь от голода. Это будет долгая и мучительная смерть.

– Зачем вы это говорите?

– Чтобы вы поняли, префект. Чтобы уяснили: вы целиком и полностью в моей власти. – Давление ножа чуть ослабло. – Чтобы осознали: убить вас я могу разными способами. – Рука с ножом отстранилась.

– Вы наверняка сочленитель, другим такие фокусы не по силам. – Не услышав ни «да», ни «нет», Дрейфус продолжил: – Еще вы наверняка с этого корабля. Я прав?

– Налицо способность к дедуктивному мышлению. Тупые соплеменники небось гением вам считают.

– Я лишь префект, исполняющий служебные обязанности. А вас здесь что держит?

– А вам как кажется? – язвительно отозвалась женщина.

– Давайте кое-что проясним. Я вам не враг. Если вас удерживают здесь насильно, я хочу знать, кто и с какой целью. Мы с вами заодно и должны верить друг другу.

– Хотите, скажу, почему трудно вам верить? Такой же, как вы, уже наведывался сюда, увидел, что с нами сотворили, и не предпринял абсолютно ничего.

– Такой же, как я?

– В таком же скафандре.

– Это ничего не значит.

– В точно таком же скафандре! Если вы префект, тот человек тоже префект.

– Это невозможно! – заявил Дрейфус.

И тут же вспомнил находку Спарвера, связывающую астероид Нервал-Лермонтовых с «Доспехами». Неужели кто-то еще прилетал сюда и проводил независимое расследование? Да, наверное. Но если так, почему Джейн Омонье не в курсе?

– Я своими глазами его видела, ошибка исключена. В голову ему заглянуть не удалось, и к вам не получается. Ваши соплеменники не носят нейронные имплантаты?

Собственный голос показался Дрейфусу далеким и сдавленным.

– Этот человек… прилетал в одиночку или со спутниками?

– Лично сюда заглядывает лишь один. Но есть и другие посетители.

– Вы сбиваете меня с толку.

– Это потому, что они сбивают с толку меня. О прибытии того мужчины я узнаю́ по электромагнитному шуму открывающихся и закрывающихся шлюзов. Я чувствую его скафандр, но приблизиться и парализовать не могу. Другие появляются иначе – просто возникают здесь, внезапно, как порыв ветра. Среди них особенно заметна одна. Она бродит по нашим мыслям, как по саду. Она играет с нами. Она упивается нашими страданиями.

– По-моему, вы говорите об искусственном интеллекте. О симулякре бета-уровня, о модели, который выглядит и ведет себя как человек, но не имеет внутреннего мира.

– Нет, – медленно произнесла сочленительница, – я говорю о чем-то гораздо большем. О разуме, подобном туче, способном ослепить жуткой молнией и погрузить в жуткий мрак. Этот разум никогда не был бета-симулякром. У него структура человеческого сознания, но раздутого, искаженного, развращенного. Этот разум как величественный особняк, как дворец, превратившийся в обитель зла.

– А имя у нее есть?

– Есть, – ответила женщина. – Она якобы таится от нас, но я разгадала ее секрет. Она слишком тщеславна, чтобы прятаться по-настоящему. Подозреваю, что на самом деле она жаждет известности.

– Как ее зовут? – отважился спросить Дрейфус.

– Она называет себя Авророй.

* * *

– Я не допустила ни одной ошибки, – оправдывалась Талия. – Клянусь, все сделала по правилам.

Глаза Тори сузились в злые щелки.

– Тогда, может, неверны ваши правила. Каждая секунда потери абстракции понижает наш рейтинг у лоббистов. Размеры финансового ущерба вы и представить себе не в силах. Каждый житель Дома Обюссонов – заинтересованная сторона. Финансовые потери анклава бьют по каждому из нас.

– Я не представляю, в чем дело, – произнесла Талия тонким, до нелепого робким голоском, как школьница, не выучившая урок.

– Раз не представляете, нужно немедленно выяснить! – В пристальном взгляде Тори было что-то садистское. – Вы прекратили доступ, префект, вам его и восстанавливать. Может, приступите к делу, вместо того чтобы стоять здесь как статуя?

– Восстановить не получится, – проблеяла Талия, чувствуя, что спина вспотела под кителем. – У меня был шестисотсекундный доступ. Им можно воспользоваться только раз.

– Тогда нужно придумать что-то еще! – рявкнул Келлибо. – Причем срочно.

– Ничего особо не придумаешь. Колонну я могу проверить лишь поверхностно. Без доступа к самому центру внутрь системы мне не заглянуть. А проблема тут явно серьезная, глубоко укоренившаяся.

Следующим заговорил Парнасс. Его голос напоминал негромкий гул, но все слушали внимательно.

– Дочка, для Дома Обюссонов тебе дали единственный планшет с одноразовым доступом?