— Комплекс? — В голосе Алины слышалось удивление. — В мою бытность я ничего подобного там не видела.

— Во-первых, этот центр мог появиться и после вашей работы в Эверглейдс, — ответил Бардин. — Во-вторых, вы и сами сказали, что болота занимают в парке тысячи квадратных миль. Маловероятно, чтобы вы побывали на каждом их участке.

— Логично, — кивнула Наговицына.

— Так вот. Назначение и профиль работы этого центра так и остались неизвестными для нас. Могу лишь сказать, что охранялся он весьма и весьма строго и профессионально. Но это не главное. Главное в нашей с вами истории может заключаться в том, что весной этого года комплекса не стало.

— Закрыли? — поинтересовался Вержбицкий.

— Нет, профессор. Этот центр, комплекс, институт — чем бы он ни был на самом деле — физически перестал существовать. В апреле нынешнего года на этом участке Эверглейдс наблюдался мощнейший пожар. Кратковременный — всего несколько дней — но с чрезвычайно высокой температурой. Что и было отмечено аппаратурой на наших спутниках.

Подполковник повернулся к Ламанче.

— Алина Витальевна, насколько обычны пожары в подобной зоне?

Наговицына нахмурилась.

— Если бы речь о прерии, хвойных лесах, кустарниках… Но на болотах, да и на прилегающих участках, влажность в любое время года колоссальна. Сыростью пропитано все: почва, травяной покров, стволы деревьев. Самопроизвольный пожар? Очень и очень маловероятно. Да и специально поджечь прилегающий к болотам лес, на мой взгляд, непросто.

Бардин кивнул, соглашаясь.

— Все верно. Как непросто, скажем, поджечь джунгли во Вьетнаме, Лаосе, Камбодже. Однако с помощью напалма удавалось сделать и это.

— Вы хотите сказать, что американцы использовали на своей территории напалм? — Профессор, похоже, снова готовился защищать «открытое общество» от очередного поклепа.

— Американцы, уважаемый Феликс Казимирович, — подполковник начинал сердиться, — при желании могут использовать на своей территории такое, что и не снилось нашим мудрецам.

Он намеренно выделил слово «нашим» и продолжал:

— Напалм это был или нет — вопрос десятый. Со времен вьетнамской войны появились и более эффективные средства. Но вот вам странности, связанные с уничтожением интересующего нас комплекса — по порядку. Первое: за несколько дней до пожара из центра были массово эвакуированы люди. Второе: пламя с необычайно высокой температурой уничтожило всю растительность, почву — и, соответственно, все живое — в радиусе порядка восьми километров от комплекса. Для уничтожения самого центра понадобились бы гораздо меньшие усилия и гораздо меньшие площади. Третье: пожар был строго ограничен почти правильной окружностью, в центре которой находился исчезнувший комплекс, и длился всего несколько дней, далее не распространяясь даже на какую-нибудь сотню метров. И, наконец, четвертое: ни одно из средств массовой информации — а они обычно очень чувствительны ко всему, что касается экологии — не упомянуло о пожаре в известнейшем национальном парке.

Теперь все трое сидели молча. Алина с Вержбицким переваривали сказанное, а Бардин спокойно ожидал их реакции. Профессор нарушил тишину первым:

— Хорошо, сдаюсь. Но вам — вашему ведомству — известно же хоть что-то обо всем этом? Чем занимался этот проклятый секретный центр, почему он был уничтожен, для чего был затеян весь этот пожар? Знаете же вы что-то еще, кроме того, что только что рассказали нам?

— Кроме того, что рассказал? — переспросил полковник. Он покачал головой и произнес лишь одно слово: — Ничего.

Последние два дня Надя Голышева пребывала в счастливом неведении относительно всего, что происходило в муравейнике старых пятиэтажных хрущевок, в одной из которых она и жила. Впрочем, состояние, которое она ощущала, выйдя из набитого битком вагона метро на «Новочеркасской», счастливым назвать было сложно. Руки и ноги были словно деревянными, а ведь завтра ей снова на работу. Светке, конечно, хорошо — гуляет сейчас, красуется, вся в подарках и поздравлениях. Но, с другой стороны, так оно и положено. В конце концов, свадьба бывает раз в жизни. Ну, может, два. От силы — три. Надя улыбнулась. Во всяком случае, у Светки эта — первая. А может, и единственная. Если Бог послал порядочного человека. Жениха с не очень симпатичным, как показалось Наде, именем Эдуард, она вживую не видела, а по фотографии многого не скажешь. Хотя Светка, конечно, жаворонком заливалась насчет того, какой ее Эдик расчудесный и все такое, но это еще пожить надо. До свадьбы они все один другого лучше. Непонятно только, откуда потом берутся все эти пьянчужки и бездельники, что и гвоздя в доме не забьют.

Надя поднялась по лестнице и вышла на круг расположенных под площадью ларьков и магазинчиков. Нет, как ни крути — а свадьба это святое. Как же было не подмениться. Хотя этот день Светка еще когда за нее отработает, а ей, Наде, уже пришлось оттарабанить две по двенадцать подряд. И еще одну, свою — завтра. Господи. А ей уже сейчас ни ног, ни рук не разогнуть. Благо, до последних двух смен она выспалась по самой полной программе. Даже сама не поверила, когда посмотрела на будильник — это же надо, четырнадцать часов подряд, и ведь в туалет даже не поднималась! И все равно в запас не отоспишься…

Она шла вдоль рядов небольших витрин, раздумывая, чем бы пополнить скудные запасы в холодильнике. Но цены, цены… Возвращаясь на метро с работы, она всегда обходила весь круг, иногда что-то покупая, иногда просто прицениваясь. Сейчас Надя только качала головой. С прошлого года все подорожало раза в два, и это как минимум. О том, что инфляция была вполне умеренной и даже безболезненной, ей доводилось слышать только по телевизору, и каждый раз — в исполнении министров с плутовскими физиономиями, которые если где и закупаются, то уж точно не на этом круге. Но цены хоть и кусались с удвоенной жестокостью, а что-то брать все-таки приходилось. При ее работе еще и на желудке экономить — быстро ноги протянешь.

Надя не раз и не два подумывала о том, чтобы сменить работу. Доводов в пользу такого решения было предостаточно. Во-первых, приходилось добираться черт-те куда, через весь немаленький город. Час с копейками в один конец. Во-вторых, — это, помимо двенадцатичасовых смен и того, что было «во-первых» — встаешь чуть свет, а приходишь хоть и не заполночь, но сил все равно хватает только на то, чтобы приготовить что-нибудь на скорую руку, перекусить, да и на боковую. А личная жизнь — да откуда ж ей взяться, личной жизни, при таком-то графике?

Хотя платили, в общем-то, нормально. Ничего платили, жить можно. Здесь, поблизости, такую зарплату — да плюс премии почти каждый месяц — не найдешь. Другие девки еще умудрялись после смены блок, а то и два сигарет домой утащить — не для себя, так для благоверных своих или очередных ухажеров. А ей, Наде, что? Сама она не курила, благоверный уж лет пять как улетучился, хотя из квартиры выписываться все-таки не стал, а ухажеров за эти годы она как-то и не завела. Вот вам и работа на табачной фабрике — и взять бы, да не для кого. Не на круге же этим добром торговать, его и здесь горы под самый потолок в каждом втором киоске.