class="p1">— Чикатило. — Витвицкий перевернул страницу, чтобы свериться. — Андрей Романович Чикатило, проживает в Новочеркасске. Вот адрес.

1992 год

Чикатило привычно мерил шагами камеру. Раз, два, три, четыре. Разворот. Раз, два, три, четыре. Только сейчас в его ходьбе не было напряжения.

Все вышло как по нотам. Журналисты подхватили и понесли новые вводные. Теперь они сделают его если не героем, то человеком спорным. И дело его будет выглядеть не таким уж однозначным. А там, где есть сомнение, есть что раскачивать.

Чикатило сел к столу, аккуратно положил перед собой школьную тетрадь в клеточку, раскрыл на первой странице и сосредоточенно посмотрел на чистый лист. Страха не было. Он собрался с мыслями, взял огрызок карандаша и старательно вывел крупным разборчивым почерком:

«ИНТЕРВЬЮ С ЧИКАТИЛО АНДРЕЕМ РОМАНОВИЧЕМ, УЗНИКОМ СОВЕСТИ. ВОПРОС № 1».

* * *

Фаина сидела в кресле и вязала, пощелкивая спицами. Беззвучно шлепая губами, считала петли. На коленях у нее покоился журнал Burda, развернутый на странице с какими-то модными свитерами.

Чикатило за ее спиной мрачно вышагивал по комнате от стены к стене, нянчил руку с пострадавшим забинтованным пальцем. Боль за ночь не прошла, напротив, палец опух и болел еще сильнее.

— Ну что ты там маячишь? — недовольно спросила Фаина, которой давно уже надоели метания мужа.

— Палец… — промямлил Андрей Романович и принялся разматывать повязку.

— А я тебе вчера еще говорила: поехали в травмпункт! Но ты же у нас самый умный, — поддела Фаина и передразнила. — «Само пройдет, само…»

Чикатило снял бинт и поглядел на палец. Тот еще сильнее посинел, распух и выглядел очень плохо. В глазах Чикатило заметался испуг.

— Фенечка… — промямлил он. — Давай сейчас поедем. Очень больно!

— Ты как ребенок, честное слово, — отозвалась Фаина. Ей было приятно чувствовать признание своей правоты после ночного скандала.

Она довольно поглядела на страдающего мужа, но, увидев опухший палец, посерьезнела. Отложила вязание с журналом и встала с кресла.

— Одевайся. Я только брови накрашу.

* * *

День заканчивался, и полковник Ковалев уже не думал о работе. Он давно выработал привычку выключать из головы рабочие вопросы по выходе из кабинета, чаще всего это даже получалось. И сейчас, запирая дверь, он планировал спокойный вечер с семьей. Но не тут-то было. Как писал поэт Блок: «И вечный бой! Покой нам только снится»[11].

Стоило Ковалеву разобраться с замком и сделать шаг от двери, как дорогу ему заступил Брагин.

— Александр Семенович! Удачно, что я вас встретил. Хотел уже завтра с утра вызвать…

Московский полковник был здесь сейчас совершенно некстати.

— Вызвать? Меня? — недовольно переспросил Ковалев. — Я вроде вам, Виктор Петрович, не подчиняюсь, чтобы по вызовам бегать.

Он зашагал по коридору, все еще надеясь оставить работу на работе, но Брагин упорно шел рядом и отставать не собирался.

— Ну не вызвать, пригласить, — миролюбиво поправился он. — В общем, мне доложили, что капитан Витвицкий по-прежнему участвует в расследовании, хотя его отстранили до окончания проверки. И вы, Александр Семенович, его покрываете.

Ковалев остановился и резко повернулся к Брагину:

— Покрывает бык телку. Это во-первых, — зло сказал он. — А во-вторых, Виктор Петрович… Следствию срочно понадобился психолог для оказания помощи свидетелю. И где я вам вечером в Ростове психолога возьму?

Брагин растерянно молчал, он явно не ожидал такого напора.

— Молчите? — рыкнул на московского полковника Ковалев. — То-то. А тут Витвицкий оказался под рукой — личные вещи забирал. Ну я дал добро. Всё или есть еще какие-то вопросы?

Крыть было нечем, Брагин только пожал плечами. Впрочем, тут же взял себя в руки и заявил уже в своей обычной манере:

— И тем не менее! Вы должны были поставить в известность меня как непосредственного начальника капитана Витвицкого! Вы должны…

— Слушай, кончай, а? — устало перебил его Ковалев. — Я никому ничего не должен, кроме Родины. А ей я свой долг отдаю сполна. Все, полковник, бывай здоров. Устал я, поздно. До завтра.

И он зашагал по коридору, стараясь побыстрее выкинуть из головы Брагина с его нелепыми интригами и глупыми амбициями.

* * *

Чикатило сидел на кушетке и блуждал взглядом по крашенным в казенный зеленый цвет стенам. На руке его красовалась свежая повязка. Фаина смотрела на хмурого травматолога, который быстро заполнял журнал. Писал врач много, и это тревожило женщину.

— Доктор, что у него там? — не выдержала Фаина.

Травматолог оторвался от журнала, отложил ручку, поднялся из-за стола и, взяв рентгеновский снимок, подошел к Фаине. Показал на просвет.

— Глядите. Ничего страшного у вашего мужа. Видите? Перелома нет, только сустав поврежден, — он повернулся к Чикатило. — Где же вас так угораздило, уважаемый?

— Собака… — прохныкал как-то по-детски Чикатило.

— Вам необходимо срочно обратиться к терапевту, — сказал травматолог. — Это дальше по коридору. Бешенство, знаете, никто не отменял.

Фаина охнула:

— А в какой кабинет?

Но Чикатило вдруг напрягся и подскочил с кушетки.

— Не надо мне никуда! — чуть не прокричал он, но, поймав недоуменные взгляды жены и врача, взял себя в руки, пояснил уже спокойнее: — Это собака знакомых. Она с прививками, я знаю. Глупая просто.

Чикатило поглядел на жену и доктора. Фаина смотрела с осуждением, травматолог с удивлением.

— Глупая собака, — улыбнулся Чикатило, торопясь разрядить обстановку. — Кусачая. Спасибо, доктор, мы пойдем.

* * *

Фоторобот Чикатило смотрел со стола на всех входящих в кабинет Горюнова. Рядом лежала фотография Мальвины. Если бы ее увидел Востриков, то наверняка снова замкнулся бы в себе. Мальвина на фото счастливо улыбалась.

В стороне сидел оперативник, молча заполнял протокол.

— Припомните, пожалуйста, вы видели эту женщину с этим мужчиной? — спросил Горюнов.

Сидящая напротив пожилая женщина долго всматривалась в изображения, подслеповато щурясь:

— Женщину вроде бы видела… — решилась наконец она. — Да, точно — видела! И вы знаете, я не одобряю такую манеру одеваться. Вызывающе это как-то…

— А мужчину? — уточнил Олег Николаевич.

— Что? Мужчину? — женщина снова сощурилась, долго всматриваясь в фоторобот. — Нет, мужчину не помню…

Свидетелей на платформе в день убийства было много, а толку от них — мало. Горюнов устал повторять одни и те же вопросы.

— Женщину помню, — говорил сидящий перед ним работяга с грязными ногтями. — Такая… Можно сказать, как думаю?

— Да, разумеется, — кивнул майор.

— Ну блядь она, — не стесняясь, рубанул мужчина. — Обычная такая шалашовка станционная. А чего вы спрашиваете?

— Ее убили в лесополосе рядом.

— Ну-у… Что тут сказать… Кто на что учился.

Олег Николаевич тер виски; перед ним сидел, наморщив прыщавый лоб, студент.

— Вот его помню, — указал парень на фоторобот Чикатило. — Только он не на перроне