— А что случилось?

— Да поддали мы с Дмитричем в гаражах. Я взял еще фуфырек и во двор. Думаю, посижу, дождусь кого-нибудь. Не в одиночку же. А тут Петруха вот за этим самым столиком. Я его спрашиваю: «Выпьешь?»

Он и говорит: «Наливай»... А мы шесть-шесть... От так от.

— И что дальше? — напомнил о себе майор.

— А дальше накатили мы с ним по полстакана, курнули, я и спрашиваю: «Чего ж это ты, герой, с войны да без медальки вернулся? Там вроде вам всем медальки давали. Или очередь не дошла?» Спросил-то я шутейно, для поддержания, так сказать, а он вскакивает, оглашенный, да в ухо мне. Ни с того ни с сего, прикинь? Потом «бабки» за фуфырь на столе оставил и шмыг в подъезд. Только я его и видел. Испугался небось, что встану — зашибу. Говорю же: психованный.

— Не психованный, конечно, но малость не в себе, это точно, — подвел черту одутловатый Дмитрич. Историю он выслушал со скучающим видом. Очевидно, рассказывалась она не впервые и обсудить ее успели не один раз. — А вот и Илья идет. За разговором время скоротали.

Илья Викторович оказался низкорослым жилистым мужчиной лет пятидесяти пяти. Фигура его наводила на мысль о постоянном физическом труде. Толстые плоские желтые ногти с темно-серым, несчищаемым налетом грязи под ними. Кожа грубая, красноватая, шершавая. На тыльной стороне ладони и запястьях татуировки. Но не зековские, а сделанные по молодой дури. Кривоватое «Ваня». Сердечко, тоже неровное, с пронзающей его изогнутой стрелой и титанической каплей синей крови, повисшей на острие. Шел Илья Викторович тяжело. С характерной тягучей медлительностью.

— Илья, — позвал одутловатый. — Тут к тебе товарищи приехали.

Илья Викторович остановился, тускло, по-змеиному, из-под полуопущенных век взглянул на Беклемешева, спросил низким хрипловатым голосом:

— Вы?

— Я, — ответил майор.

— И что нужно? — В тоне Ильи Викторовича сквозила откровенная враждебность.

— Одну минуточку, — Беклемешев повернулся к «козлистам».

— Спасибо за интересный разговор.

— Не на чем, — гыкнул молодой.

— А когда Митя в военкомат ездил, не вспомните?

— Да он раза три ездил, — рассеянно ответил одутловатый, начиная новую партию. — Месяца два назад, потом еще раз, с пару недель уж будет, и последний, дня четыре, наверное. Да, Семен? Ты ж его тогда видел?

Соломенноволосый кивнул:

— Точно. Четыре дня, как в копеечку. В тот день футбол еще показывали: «Спартак» — «Динамо». Чемпионат России. Ничья.

— Спасибо еще раз.

Беклемешев вышел на дорогу. Илья Викторович стоял не двигаясь, внимательно наблюдая за незваным гостем. Он, несомненно, оценил и черную «Волгу», и консервативно-строгие костюмы, понял, что эти двое приехали не чайку с ним попить, и по виду — типичные «менты».

— Здравствуйте, Илья Викторович, — поздоровался майор.

— Здрасьте, — ответил тот с вызовом.

— Я из Службы безопасности. Майор Беклемешев.

Он намеренно не сказал «ФСБ», понимая, что подобное «представление» только отпугнет собеседника. У них в семье, судя по рассказам соседей, и так не все в порядке.

— Да уж вижу, что не из библиотеки.

— Тут вот какое дело, Илья Викторович, — Беклемешев оглянулся на «козлистов», на мамаш и предложил: — У меня к вам очень важный разговор, может быть, мы поднимемся к вам? Неловко при народе.

— Неловко знаешь что? — оскалился желто-коричневыми зубами Илья Викторович. — Трахаться на потолке, вот что. Одеяло спадывает. Говори, что нужно, да я пойду. С работы, чай, не с гулянки.

— Дело касается вашего сына.

— Петьки? Он погиб.

Казалось, нервы Ильи Викторовича сейчас прорежут задубевшую кожу и вылезут наружу. Натянутые, звенящие, как гитарные струны.

— Тогда зачем вы спросили? — прищурился Беклемешев. — Илья Викторович, ваши соседи уже сказали мне, что Петр Ильич жив. Не нужно врать. Мы вовсе не собираемся причинять ему зла.

— Вы не собираетесь, — едко заметил тот. — Вон, приятель Петькин, как вернулся, помыться еще не успел, а его ваши дружки уже цоп за воротник — и на нары!

— Наши? — удивился Беклемешев.

— Ваши — не ваши, откуда мне знать. В штатском.

— Как фамилия дружка?

— Зачем вам?

— Выяснить насчет приятеля.

— Ну, Олейников. Генка. Одноклассник Петькин. И что?

— Боря, — повернулся к Сергееву Беклемешев, — позвони в управление, пусть быстренько поднимут данные на Олейникова Геннадия... Отчество его как? — спросил у Ильи Викторовича.

— Ну, Борисыч.

— На Олейникова Геннадия Борисовича. А заодно выясни все об их отделении. Кто сейчас где, фамилию командира, звание. Ну и так далее. Не мне тебя учить.

— Понял. Сделаем. — Тот нырнул в салон «Волги», снял телефонную трубку.

— Но я хотел бы с вами поговорить не о Петре. Точнее, не только о нем, но и о Дмитрии.

— Ты только Митьку не трожь, — подступив ближе, вдруг ядовито зашептал Илья Викторович. — Я за Митьку голову кому хошь откручу. Он у нас единственный в люди выбился. Армию отслужил как надо. Работа хорошая. Девушка. Свадьбу собрались справлять. Все как у людей. Не то что этот Петька, шалопут. Так что ты Митьку не погань мне. Он ничего такого сделать не мог. Врут все, сволочи.

— А я разве утверждаю, что Дмитрий в чем-то виноват? — серьезно спросил Беклемешев.

Илья Викторович оторопел, заморгал растерянно.

— Чего же приехал тогда?

— Ваш Дмитрий, — а теперь я уверен, что и Петр тоже, — попали в беду. Вы, и только вы, сейчас можете им помочь.

— Что случилось?

— Может быть, все-таки поднимемся к вам?

— Илья, — донеслось от доминошного стола, — нужна помощь?

Одутловатый, соломенноволосый и молодой смотрели на Беклемешева, и в глазах их можно было прочесть что угодно, кроме большой братской любви.

— Нет, нормально, — махнул рукой Илья Викторович и кивнул: — Ну, пойдем, раз так.

— И вы сами это видели? — спросил Ледянский, чувствуя, как по спине ползут неприятные холодные капли пота. — Они застрелили полковника Епишева?

Заложница всхлипнула и зарыдала снова. Басовито-низко, вытирая лицо тыльной стороной ладони.

— Ей не следует много разговаривать, — заметил вполголоса молодой врач, держа в руке наполненный транквилизатором шприц. — Вы должны понимать. Этой женщине пришлось провести под угрозой смерти больше четырех часов. У нее нервный срыв.