Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я хочу спать у себя дома! – топнула она ногой.
– Ты будешь спать у себя дома, керида, в своей постели, это только сейчас, а потом придет бабушка, и вы пойдете домой, – уговаривала ее Мирьям.
– Нет! – не сдавалась Луна. – Я иду домой!
Она рванулась, выбежала из дому и понеслась. Роза – за ней.
Не дай бог, кто-то увидит, как я бегу за этой дрянной девчонкой. Пойду спокойно, чтоб она не подумала, что я ее преследую, чтобы в Охель-Моше не видели, как эта девчонка делает из меня посмешище. Если бы я не боялась, что она снова побежит в английскую полицию, я дала бы ей уйти ко всем чертям…
От дома Шмуэля в Суккат-Шалом до их дома в Охель-Моше десять минут ходьбы. Но сейчас они показались Розе вечностью. Она так боялась и Меркаду, и Луну, что ее трясло. Обе – и старая и малая – наводили на нее ужас.
Луна стояла у входной двери, колотила в нее кулаками, пинала ногами, словно лесная дикарка.
– Папа, папа, папа! – вопила она. – Открой мне, я хочу домой!
Но дверь оставалась запертой, и когда Роза подошла к дому, девочка бросилась на плиты во дворе и устроила свое обычное представление. Роза боялась оставить ее там: прошло совсем немного времени с тех пор, как Луна пошла в полицию и донесла, что мать выгнала ее из дому. Она осталась стоять рядом с дочкой, которая оглашала своими воплями весь квартал и мешала субботней трапезе соседей. Никто не вышел во двор – все уже привыкли к спектаклям, которые устраивала Луна, и не особенно беспокоились. Луна продолжала колотить ногами и кричать: «Папа, открой мне, папа!» Роза заткнула уши. Соседи наверняка подсматривают из окон и видят ее позор, а эта девчонка орет и орет, и никто не выйдет во двор, стыд-то какой, даже соседи уже привыкли к тому, что Роза беспомощна. И ничего тут не поделать, пропало ее доброе имя; с такой девчонкой, которая не уважает свою мать, как соседи могут ее уважать?
Крики и завывания Луны разрывают тишину субботнего вечера. Воет на луну, как собака, думает Роза, как сумасшедшая орет…
Внезапно дверь распахивается, на пороге появляется старая карга, стучит палкой по плитам и ледяным голосом припечатывает:
– Баста!
Вой немедленно стихает, девочка с разинутым ртом глядит на бабку, а та поворачивается к ним спиной, входит в дом и захлопывает за собой дверь.
Роза стоит в оцепенении, Луна поднимается с земли и выходит из ворот на улицу. Роза идет за ней. Девочка ускоряет шаги, Роза – за ней по пятам, чтобы снова не пошла в английскую полицию ябедничать и врать. Но Луна не идет в полицию, она идет к дому Шмуэля и там, не сняв ни платья, ни туфель, забирается под одеяло и прижимается к Рахелике. Спустя несколько минут приходит Роза, и Мирьям шепчет ей:
– Она там, с детьми.
Роза входит в комнатушку, отгороженную занавеской от гостиной. Дети рядышком спят на матрацах. Ее девочки теснятся на одном матраце: Рахелика – посредине, а по обеим сторонам от нее – Бекки с пальцем во рту, спящая сном праведницы, и Луна. Лунный свет освещает комнату. Она смотрит на своих дочерей – и встречает взгляд Луны. Ее красивые зеленые глаза широко распахнуты и полны слез и страха.
Сердце Розы рвется обнять дочку, но она боится ее реакции, боится, что Луна снова оттолкнет ее, а она не сможет это выдержать. Роза поворачивается и выходит в гостиную, к деверю и невестке.
Три дня и три ночи не открывались двери дома Габриэля и Розы. Три дня и три ночи провели мать и сын за запертыми дверями и с опущенными жалюзи, и никто не входил в дом и не выходил из него.
– Господи, хлеб-то уже зачерствел, а сыр прокис, дома нечего в рот положить, – удивляется Роза вслух. – Что же они едят?
– Друг дружку, – отвечает невестка, ставя кастрюлю на керосинку. – Пусть поварятся в собственном соку, глядишь, и покончат уже с этой враждой, которая разрушает семью.
– Старая карга небось изгоняет бесов из своего сына, – говорит Роза. – Но кто изгонит бесов из нее самой?
– С божьей помощью выйдут бесы и из нее. Не бойся, керида Роза. Когда свекровь, чтоб она была здорова, выйдет из ваших дверей, увидишь, все встанет на свои места. Габриэль заболел только из-за своей матери. Если она простит его, он тоже простит себя и выздоровеет. Не беспокойся, это только на пользу, что они закрылись в доме так надолго.
На четвертый день, как только взошло солнце, Меркада вышла из дома Габриэля и Розы и пошла пешком к автобусной станции на улице Яффо. Села в автобус и вернулась в дом Аллегры в Тель-Авиве.
Сразу после ухода матери Габриэль встал с постели, вымылся с мылом, сбрил щетину, нашел в шкафу чистую одежду, оделся и пошел на рынок.
Мацлиах, Лейто и Аврамино не поверили своим глазам, увидев его: выглядел он как новенький. Без лишних разговоров Габриэль занял свое место за прилавком и вернулся к повседневной работе.
– Пойди в дом Шмуэля, спроси, знают ли они, где Роза, а когда найдешь ее, скажи, чтобы они с девочками возвращались домой, – велел он Аврамино, и тот бросился исполнять поручение.
Вернувшись домой, Роза с удивлением обнаружила, что дом остался таким же, каким она его оставила, – чистым и опрятным. Постель Габриэля застелена, в раковине нет грязной посуды, а корыто, с которого еще не стекла вода, повешено для просушки на своем обычном месте – на вбитом в стену гвозде.
Девочки сняли одежду, взятую у кузин, и надели свою.
– Давайте скорей, а то опоздаете в школу, – поторапливала их Роза.
Они ушли, а она стояла в дверном проеме и смотрела им вслед. Сестры с двух сторон держали малышку Бекки за руку. Роза вздохнула, точно с плеч у нее сняли тяжелый груз: если Габриэль вернулся в лавку, а дочки пошли в школу, может, права была Мирьям, и все благополучно вернулось на свои места.
Но Луна в тот день не пошла в школу. Оставив Бекки в детском саду и убедившись, что Рахелика вошла в класс, она быстро вышла из школьных ворот и побежала на рынок, в лавку Габриэля.
Когда она, запыхавшись, влетела в лавку, отец увидел ее и улыбнулся. Она подбежала, обняла его, расцеловала и стала ластиться.
– Все, хватит, керида! Это некрасиво, ты уже не маленькая, без пяти минут невеста.
Габриэль попытался высвободиться, но Луна, радуясь, что снова видит отца улыбающимся, как прежде, не обращала внимания и продолжала обнимать его, прижиматься к нему.
– Перестань! – прикрикнул он. – Мне же неловко. Ну какой жених захочет на тебе жениться, если ты ведешь себя с отцом как маленькая девочка!
Луна пропускала его слова мимо ушей. Она была счастлива: папа наконец вернулся к ней, он снова за прилавком, в белом фартуке, обслуживает покупателей, и жизнь, свернувшая с пути, вновь вернулась в прежнюю колею, как было до отцовской болезни. Ей хотелось одного – быть к отцу поближе, дышать с ним одним воздухом. Его присутствие придавало ей силы и уверенности. – Я хочу работать с тобой в лавке, – заявила она.