вспомнила, что же было после кофе и еще коньяка вдогонку, то есть было ли что-то. Хуже всего, что не помнила, как выглядит вчерашний кавалер. Какое все-таки счастье, что он сам ушел, да, еще счастье, что дверь у них захлопывается, а не на ригельном замке.

На кухонном столе обнаружились бутылка недопитого коньяка, роскошный, но увядший букет, засунутый в вазу без воды, и визитная карточка Валерия Борисовича с тремя телефонами, один подчеркнутый. Почти до обеда Ксюшу рвало, она с превеликим трудом расшифровала и распечатала стенограмму защиты диссертации очередного кандидата растениеводческих наук, успела поплакать, но стыда, как ни странно, не испытывала.

Оппонент позвонил ближе к вечеру, справился о самочувствии, просил позволения заехать.

– Зачем это? – испугалась Ксюша. – Ни к чему, нельзя. И вообще, я замужем. Муж сейчас с работы вернется, – соврала для храбрости.

Вот тут выяснилось, что неотвязчивый кавалер уже у парадной, но раз нельзя, то нельзя, пусть она сама спустится на минутку, есть важное дело. Ксюша сказала сама себе, что, если спустится, не случится ничего страшного, тем более он наверняка предложит новую халтуру. В очередной раз почистила зубы, ополоснула лицо и пошла.

Валерий Борисович стоял около бордовой не слишком новой машины с букетом пунцовых роз: потрясающий букет, не меньше тридцати штук. Ксюша замотала головой еще у дверей – не возьму ни за что, не дала поцеловать руку, принялась объяснять, что произошла ошибка, она не хочет никаких отношений и вообще – не такая. Он, недослушав, положил букет на землю, прямо на прожаренный августом асфальт, сел в машину и уехал. Ксюша испугалась еще больше, потому что сразу вспомнила не только, как он выглядит без одежды, но и то, что вчера у них было и как именно. Еще она испугалась: а вдруг он женат? Но роман уже начался.

Черная область внутри засвеченного (светящегося?) пятна на свадебном портрете подросла, теперь это было похоже на солнечное затмение, каким его рисуют на картинках: мрачный круг с сияющим ободком. Через две недели, однако, выяснилось, что анализы у Ксюши в порядке. У нее откуда-то взялось упрямство настаивать на повторном обследовании, обширном.

– Не морочьте мне голову! – отвечала грубая тетка-гинеколог. – Все у вас в порядке. Подумаешь, небольшое воспаление правого придатка, и то практически прошло. Сейчас медсестра выпишет уколы, процедурный кабинет на втором этаже перед рекреацией. Следующая, проходите!

К этому моменту они уже успели согрешить с Валерием Борисовичем трижды. Конечно, он был женат, но с женой давно спал врозь, так сказал; и они давно с женой друг друга не понимали, то есть жена его не понимала, оказалась мелочная такая женщина, вздорная – Ксюша поверила, как иначе-то. До сей поры Ксюша полагала, что принимать дома любовников недопустимо, что это пошло и подло по отношению к семье, но мало ли у нее иллюзий? Вот, еще одна растаяла, оказавшись на поверку условностью, не более чем сухой книжной мудростью.

Когда выяснилось, что никакого рака у нее нет и в помине, они с Валерой отметили событие в ресторане. Правда, любовнику Ксюша назвала другую причину, сказала, давай отпразднуем шестнадцатый день знакомства. Календарное лето кончалось, но календарь обычно отстает на пару недель, и листья на липе во дворе еще не думали желтеть.

Муж немного удивился, что она взяла моду оставаться на банкетах после защиты диссертаций, а про те пунцовые розы даже не спросил, решил, диссертанты подарили. Игорь совершенно ничего не хотел замечать, это было удобно, но неправильно.

От широкого светящегося, или засвеченного, ореола на свадебной фотографии остался лишь тонюсенький ободок. Вокруг черного пятна. Но Ксюша уже не боялась, темное пятно расти перестало.

Игорь не заметил, когда пожелтели и осыпались листья на липе, не заметил, когда лег настоящий снег, покрылась льдом капризная Фонтанка. Однажды, идя по Аничкову мосту, с удивлением обнаружил, что река встала. Он чуть ли не полгода барахтался в меланхолии. Домашние, разумеется, знали, но являли чудеса терпимости, делали вид, что все нормально, почти отлично. Даже Никита – почти – взялся за ум, а уж жена! Бедная Ксюша принялась задерживаться на работе, специально подолгу высиживала на банкетах, чего на самом деле терпеть не могла, – все ради того, чтобы дать ему возможность побыть одному. Ни одна из любовниц Игоря не обладала и десятой долей подобной деликатности, ни одна не любила его так бескорыстно и надежно.

В один заурядный, бесцветно беззвучный вечер, пресытившись одиночеством дома (сын у друзей, жена на халтуре), Игорь бесцельно щелкал пультом перед телевизором и наткнулся на старый черно-белый фильм. Любимый артист, такой импозантный с приклеенной бородой, такой мудрый и тонко чувствующий, говорил о любви актрисе с неброской, но удивительно точной красотой. И музыка, полузабытая, незатейливая, звучала щемяще-назидательно.

– Сто лет не говорил Ксюшке ничего ласкового, – вспомнил Игорь. – И почти месяц не спал с ней. Нет, какой месяц! А сколько? Черт, не помню сколько. Давно. Как же так? Она была такая трогательная и смешная, когда мы поженились, еще до рождения Никиты, в начале беременности. И тогда произошло что-то неприятное, кажется. Я вернулся из командировки, из поселка Рождествено… В доме пахло – страхом, что ли? Странно пахло, неосязаемо. Ну да, начало беременности, гормоны, феромоны, то-се… И сейчас как будто так же пахнет… Еще с осени.

Печально, что бороться с привычкой невозможно, а я знаю Ксюшу наизусть, и это больно… Это убивает желание.

Мысль заскользила по промятой колее: к оправданию, к череде подруг, надоедающих все быстрее и быстрее. Единственный путь избежать пресыщения: встречаться редко, даже если очень хочется встретиться, но и этот метод надоедает.

Но звучала наивная музыка старого фильма, обещая, что бывает иначе, что встречается любовь, длящаяся десятилетиями. Игорь знал про себя: нет, не встречается, – знал, что вечный бег за желанием невозможен, он знал все давно и на практике, но совершенно нелогично решил, что внезапно постиг, как быть дальше. Заново начать невозможно, но, если остановиться в своих желаниях, депрессия по инерции пробежит мимо.

Хлопнула дверь, вернулась жена с цветами, явно после защиты чьей-то диссертации, от нее пахло вином и незнакомыми духами. Игорь подошел принять пальто и удивился: неужели фильм так подействовал на него? Глаза у Ксюши сияли, щеки горели, она выглядела помолодевшей и немного чужой, воздух вокруг искрился, беззвучно пощелкивая. А тут еще этот непривычный – от жены непривычный – слабый запах дорогого вина. И тот старый забытый «неосязаемый» запах страха, поселившийся в их квартире в последнее время. Игорь подхватил Ксюшу на руки и прямо в