– В Масличном ущелье, – Берта подняла очи горе. – Там комтур со своими спутниками вступил в битву с сарацинами. Язычников было втрое больше, и они стали одолевать. Воины Роджера пали почти все, самого рыцаря много раз ранили, кровь потоком струилась из его ран. И вот, когда комтур и его спутники, ощутив приближение кончины от рук нечестивых, воззвали к Господу, поручая ему свои бессмертные души, появился Рено с воинами. Как вихрь он налетел на сарацин…

– И тут же всех порубил, потоптал и взял в плен! – прервала баронесса. – Я это слышала много раз. Берта, ты напрасно нахваливаешь мне Рено! Он добрый воин, но замуж за него все равно не пойду. Для начала пусть станет рыцарем!

– Он стал им! – воскликнула служанка. – Сам Роджер возложил свой меч на плечо Рено и сказал: – Славный юноша! Ты достойный потомок своего благородного отца! Только настоящий воин Господа может так отважно сражаться с притеснителями христиан. Ты заслужил рыцарский пояс! Носи отныне его с честью и достоинством, как подобает рыцарю Леванта…

– Как же Роджер посвятил Рено, когда сам истекал кровью? – насмешливо сощурилась Алиенора. – Ты говорила, что его привезли на носилках. Или рыцарь здоров?

– Совсем плох, госпожа. Отец Лотарь даже хотел исповедовать его перед кончиной, но Роджер велел погодить. Он и в самом деле посвятил Рено прямо на поле битвы, все воины свидетели.

– Пусть так! – смирилась Алиенора, довольная уже тем, что служанка заговорила о другом. – Кого еще привел Рено? Я видела много всадников.

– Одиннадцать пленных сарацин, еще трое раненых, их тоже везли на носилках. Наш лекарь отказался их пользовать, но сарацины не опечалились: Роджера сопровождает добрый лекарь, который из христианского милосердия ухаживал за ранеными, потому тех и довезли живыми. Я считаю, что это неверно. Лечить сарацин следовало, если б они выразили желание принять истинную веру и поклониться Господу нашему, Иисусу. Эти же, как сказали воины Рено, не раскаялись и даже молились своему Аллаху на дневках…

– Скажешь ты, наконец, кто приехал с Рено? – рассердилась Алиенора. – Когда мне будет интересно, что ты думаешь об обращении неверных, я спрошу!

Берта обиженно поджала губы, но тут же оттаяла – таить обиду долго она не умела.

– Роджера сопровождают два иноземных рыцаря с оруженосцами, – сказала, лукаво поглядывая на хозяйку. – Одного зовут Козма, второго – Иоаким. Их оруженосцы, Гуго и Бруно, крепкие парни. Простые, но такие милые. Утром сказали мне, что я прекрасна, как цветок. Я ответила, что они еще не видели госпожу баронессу. О ее красоте наслышан весь Левант.

– Из каких земель эти рыцари? – спросила Алиенора, улыбнувшись в ответ на лесть.

– Оруженосцы говорили, что из дальних – где-то за Понтом Эвксинским, а там еще – за землями варваров.

– Как они попали в Левант?

– Приехали поклониться Гробу Господню и другим святыням, а тут примкнули к Роджеру.

– Они молоды?

– Козма будет постарше покойного барона – седина в бороде и в волосах. А вот Иоаким – в самом расцвете сил. Высокий, как ливанский кедр, могучий и отважный. Оруженосцы рассказывали: он косил сарацин кистенем, как селянин – пшеницу косой. Сарацины падали у его ног, моля о пощаде, но рыцарь был глух к их мольбам, мстя неверным за раны Господа нашего. "Племя адово! – кричал он, поднимая свой кистень и опуская его на головы врагов. – Доколе чинить вы будете обиды христианам? Отправляйтесь в ад, к Люциферу! Там вам самое место!.."

Этот монолог служанки Алиенора почему-то выслушала с напряженным вниманием. И даже позволила Берте высказать все, что та думает о доблестных иноземных рыцарях, встающих на защиту Святой Земли.

– Он красив? – спросила Алиенора, отворачиваясь к зеркалу, чтобы служанка не заметила ее вспыхнувших щек. Баронесса запоздало сообразила, что служанка может увидеть ее отражение, но Берта была слишком увлечена повествованием. Алиеноре пришлось долго ждать, пока служанка, изливавшая патетические словеса, вспомнила, о чем ее спрашивают.

– У него черные волосы и карие глаза, – принялась рассказывать Берта. – Волосы длинные, ниспадают на плечи, чувствуется, что их давно не трогала гребнем заботливая женская рука. Черты лица у рыцаря правильные: нос прямой, губы тонкие, зубы белые и ровные. Борода его старила, но сейчас ее нет: Иоаким велел принести бритву и сбрил ее. Теперь у него на подбородке кожа белая, отличная от загорелой на лице, – служанка прыснула. – А вот Козма бороду брить не стал, только подрезал ножницами. И волосы…

– Откуда знаешь? – сощурилась Алиенора.

Пришла очередь служанки краснеть. Она потупилась, даже сделала попытку убежать, но, остановленная властным жестом хозяйки, осталась на месте.

– Говори! – строго велела баронесса.

– Гости утром велели подать им горячей воды для полного омовения, – тихо промолвила Берта, не поднимая головы. – Это так удивительно для христианских рыцарей! Я помогала слугам носить воду, наливала ее в лохани, а потом…

– Спряталась за шторой, чтобы подглядывать, – безжалостно продолжила Алиенора.

– Госпожа!..

– Любопытство – грех, но не смертный, – успокоила Алиенора. – Отец Лотарь легко дарует тебе прощение. Я попрошу его о снисхождении.

– Мне было так интересно, госпожа! Я никогда не видела иноземцев без одежды! Вдруг они отличаются от нас?!

– Отличаются? – спросила Алиенора, ощущая непонятное томление в крови.

– Нет! Они хорошо сложены! Особенно Иоаким! У него стройное, крепкое тело, длинные, сильные ноги и руки, ну и остальное… Он действительно паладин, который храбро сражался с врагами. На теле его раны, из которых сочилась кровь…

– Он сильно страдал?

Баронесса спросила почему-то низким, грудным голосом.

– Сказать правду, не очень. Они с Козмой разговаривали, смеялись…

"Веселый!" – почему-то радостно подумала Алионора. Но сказала другое:

– О чем они говорили?

– Не знаю, госпожа! Их язык мне незнаком. Другие слуги тоже не понимают, я спрашивала.

– Как же они отдают приказания оруженосцам?

– Оба говорят по-латыни. Козма еще знает прованский и франкский…

– А Иоаким?

– Только латынь. Хотя в плену у сарацин отчасти обучился речи, обычной в Леванте.

– Он был в плену?

– Как рассказывали оруженосцы, обоих иноземцев захватили сарацины, когда те совершали паломничество. Козма и Иоаким шли как обычные пилигримы, без оружия. Наверное, дали такой обет. Они не знали, что в Леванте война.

– Их выкупили?

– Эмир Иерусалима отпустил их. Козма вылечил его больную жену.

– Так это он тот добрый лекарь, что лечил сарацин?

– Да, госпожа!

Алиенора задумалась. Берта стояла рядом, ожидая, что госпожа спросит о чем-то или отошлет ее. Но баронесса молчала, машинально вертя на безымянном пальце левой руки перстень – обручальный подарок покойного барона. Затем вдруг стащила его и положила на столик перед зеркалом.