Выпиваю снова успокоительное, чтобы не реветь там при всех. Вызываю такси. И еду на свою каторгу, подыскивая слова для разговора с Тархановым так, чтобы обойти «врачебную тайну» Кати. Такие слова, чтобы он больше не смотрел даже в мою сторону.

Тошно…

— Семьдесят один… семьдесят два… — медленно считаю, отжимаясь.

Остальная команда синхронно со мной опускается и поднимается.

— Алëна Максимовна приехала! — хромает к нам Артём. — Просит всех подойти на «витаминки».

Руки подламываются, падаю на покрытие.

Злость и протест клокочут в горле.

— Ну раз просит… Подъём!

Жду, пока команда уйдёт вперёд. Иду последний с друзьями.

— Выдыхай, Марат, — толкает в плечо Шмель.

— Она Уехала с этим своим Чемпионом. Мне не отвечает. Ни на звонки, ни на сообщения. Я должен выдохнуть и обрадоваться, что она вернулась?

— Ну ты быка-то не включай. Алёнка — неженка, — напоминает мне Яша. — Психику ей не ломай.

— Я, блять, тоже неженка. Мне можно психику ломать?

Стоя в коридоре возле кабинета, жду пока пройдут все. Последним зайду. В чуть приоткрытую дверь слышу её голос. Живот сжимается от какого-то животного страха, что я не смогу с этой ситуацией справиться. И всë… Всë закончится.

Я не понимаю с чем бороться. Присаживаюсь на лавочку возле двери. Закрываю глаза.

— Доброе утро! — с энтузиазмом залетает Ромка.

— Доброе утро, Рома.

— А у Вас что-то случилось? — вкрадчиво.

— Нет, — сухо.

— А у нас случилось. Ай! — шипит он. — Чего так больно-то?

— В6… Вену давай. Что случилось-то?

— Там один хороший человек умирает. У него девушка капризничает и творит разный треш.

— Ничем не могу помочь вашему человеку хорошему.

— Так, он скорее Ваш…

— А у меня хороших нет. Да вообще никаких нет. Перепутал ты, Рома.

— Окак. Это типа — поматросить и бросить? — более резко наезжает Шмель. — Ну, нельзя же так, Алёна Максимовна.

— Ты, Ром, последил бы за собой в этом плане, прежде чем меня критиковать. Разговор закончен. Иди.

Выходит падает рядом на лавочку.

— Злюка какая…

Стрельнув в меня взглядом заходит Яша.

— Утречка…

— И тебе.

— А кто Вас вчера укусил? Сдайте подонка, мы ему нос сломаем.

— Помолчи.

— Ай-яй-яй!!! Оо… Я то чо Вам сделал?! — страдальчески. — Какая Вы кровожадная.

— Не преувеличивай.

— Я не преувеличиваю. Тарханову, вон, сердце вырвали.

— В язык поставлю, — угрожающе. — Брысь.

Выходит.

— Заколдовали нашу царевну-лягушку? — хмыкает Яша. — Тут только поцелуй, Тарханов. А лучше куни. Поцелуем хрен такое расколдуешь.

Ромка поджимая губы прыскает от смеха.

— Извини, Мар.

Смешно вам.

Ну всë…

Сталкиваемся в дверях с заходящей в кабинет Любой.

— Любовь Сергеевна! — подхватывают её под руки парни.

Многозначительно симафорят ей оттягивая назад.

Захожу. Голос дрожит…

— Ну, привет, — тихо рычу.

Измеряю еë взглядом с ног до головы. Глаза опухшие.

— Здравствуй, — отворачивается.

Поворачивается обратно со шприцом.

— А давай сначала неуставные отношения выясним? — дёргаю бровью.

— Нечего выяснять. Секс был, отношений не было. Всё, как ты любишь! — нотка обиды проскальзывает в её прохладном, равнодушном тоне. — Поворачивайся.

— Я не понимаю.

— Не зашёл мне твой «косяк», так яснее?!

— Косяк мой? — растерянно вспоминаю я.

— Ну, блять… — развожу руками. — У нас, мальчиков, так бывает!

Кто-то уже проехался по этой теме??

И, наверное, как-то гаденько. Но это не повод! Скажи мне, я заткну. А швырять меня об угол не надо!

— Вот и свободен, мальчик, — уничижающе. — А мне некогда. У меня другие планы на жизнь.

— Че-го?! — делаю шаг к ней.

Мне хочется разложить её на этом столе и драть до тех пор, пока я не услышу совсем другие слова!

— Не надо… — испуганно роняет из пальцев шприц. — Люб!!

Наклоняюсь, поднимаю. Кручу его в пальцах. Протягиваю ей на ладони.

Поджав губы забирает, швыряет в ведро.

— Сейчас… — смущённо.

Протерев перчатки, заново набирает лекарство в новый.

Ампула выскальзывает из пальцев, разбивается.

— Черт! — швыряет всё опять в ведро.

Закрывает ладонями лицо.

— Да не трудись. Не надо мне твоих лекарств. Идеальному поставь. А я косячу, да!

Выхожу, в сердцах бахая дверью.

Переворачивает изнутри так, что кажется, разнесу всë сейчас к херам!

— Сигарету дайте.

Яша протягивает пачку.

Хрен я к ней больше подойду! Сдохну, но не подойду!

Ноги ведут меня снова к кабинету. А зачем? Я обещал себе, что не подойду, даже если сдыхать буду!

От этого решения так больно, хоть вой!

Зачем ты так?

Ну ты же не такая… Ты не жестокая!

Что с тобой стало?!

Сажусь на лавочку возле кабинета. Смотрю в стену. Нет, говорить с ней я больше не хочу. Вообще ничего не хочу. Но уйти не могу. Не могу и всë.

Один из наших проходит мимо меня. Стучит. Открывает Люба.

— А Алёна Максимовна здесь?

Я слышу, как она тихо плачет, рвано вздыхая и шмыгая носом.

— Я вместо неё, чего хотел? — по боевому встаёт Люба, не пуская в кабинет.

— А я на уколы не успел.

— Вечером приходи.

Закрывает перед его носом дверь.

Ну почему она плачет?! — горит у меня внутри. Почему?!

Сердце рвётся туда к ней, выяснить — почему. И плевало оно на слово данное самому себе, что не подойду ни за что. Ну потому что… Плачет же! Как это вынести?

Свою боль можно пережить, но когда ей плохо, все обещания горят синим пламенем.