«Брат» словно выплёвывает.

— Бессо Давидович! Как Вы себя чувствуете? А у нас тут треш какой-то! Как хорошо, что вы вернулись! — окружают его толпой наши.

— Нормально, — через силу улыбается он, жмёт всем протянутые руки.

От облегчения выдыхаю. Реально, как батя приехал! И словно мешок камней с плеч. Бессо разрулит, по-любому!

— На кроссфит — идите. А мы тут поговорим, решим, что к чему.

Перевожу взгляд с одного на другого. Колбасит их друг от друга. А вроде братья… И снова меня глючит, что из-за Аленки у них терки. Но она говорила, что Бес — друг. Он и ведёт всегда себя как друг.

А чего ты загоняешься, Тарханов? Нет у тебя больше Аленки. Не влюбилась она…

И снова хочется выть, бить, курить, орать!

Яша, играя бровями, стреляет взглядом на административный корпус. Шлёпает пальцами по карману, через ткань просвечивается пачка сигарет.

— Ну, пойдемте, — киваю я.

Тихонечко сваливаем за корпус, прячась там за стволы деревьев.

— В кармане не носи, Бес спалит.

— Тихо! — шикает Ромка, за грудки затягивая меня за кусты.

Окно мед кабинета открывается. Слышу, как щёлкает зажигалка.

Сердце разгоняется. Я чувствую, там Алёна.

— Ну вот… — голос Любы. — Чист твой котёнок, аки ангел. И ни в каких Кать причиндалами не тыкал. Выдыхай.

Открываю в шоке рот, сигарета падает на траву.

Катя?! Причём тут Катя?!

С недоумением смотрю на парней.

— Позвонишь?

— Нет… — убитый голос Алëны.

— Почему?

— Защитить его попробую.

— От Рустама?

— Мхм…

От возмущения пульс подскакивает.

Набираю полную грудь, чтобы сказать ей, что я думаю по поводу еë защиты.

Но Ромка, обхватывая рукой за шею, закрывает ладонью мне рот.

«Тихо ты!», — беззвучно артикулирует Яшин, закатывая глаза.

— Слышала я их телефонный разговор. Рустам его хочет на спарринг вытянуть.

— Зачем?

— Затем, Люб. Закусил удила. Хочет его вывести из гонки. Не смог административно, значит, через травму. Устроит ему несчастный страховой случай. Но на своё место не пустит. Ни как чемпиона. Ни как… мужчину моего.

— Пусть Марат откажется!

— Разве этот лев откажется? Рустам его спровоцирует. Уже спровоцировал. Это я виновата. Нельзя было Рустаму нашу связь демонстрировать. Пошла на поводу у мальчишки! А теперь как спасать его не знаю. Что мне делать?!

Пацаны опять ловят меня, тормозя порыв, выйти и предъявить ей за это всë, что за моей спиной разворачивается.

Яша, впихивает мне сигарету в губы.

«Спокойно!», — толкает слегка кулаком в челюсть». Слушай!»

— Рустам-то что говорит?

— Предложение мне сделал, — брезгливо.

И даже не вцепившиеся в меня парни, а только эта концентрированная брезгливость в её тоне с горем пополам держит меня на месте.

— Ну, ты, давай, ещё согласись, спасая Тарханова! — скептически фыркает Люба. — Пусть тебе ещё разок скулу и челюсть сломает. Тебе же одного раза мало.

Второй раз роняю сигарету.

В смысле?

Это Люба так шутит?

— Люба! Тихо, ради Бога! Об этом горсть людей знает. Бессо, ты, тренер его, да мой хирург. Пусть это так и останется… Тайной. Не дай Бог Марат узнает!

«Чего?!» — переглядываемся мы.

— Ну что ты опять плачешь? Ну, перестань… — жалеет еë Люба.

— Да просто обидно, Люба! — с надрывом. — Что этот садист никогда на себе не почувствует то, что чувствовала я. Его за это никогда не накажут! Никто!

— Зачем соглашалась замять?! Сказала бы Бессо — нет! Писала бы заявление.

— Нельзя было так… А сейчас я не столько за себя боюсь, сколько за Марата. Рустам очень мстительный и тщеславный. Он его в покое не оставит, пока тот на дороге стоять будет. Или пока в ноги к нему не сядет.

— Ну, это не про Тарханова. И? Какие варианты?

— Пора бы Бесу вернуться. Он мне гарантировал защиту от любых посягательств брата. Он и Марата обязан защитить.

Закрывают окно.

— Чего было сейчас? — застываю я, вырывая у парне локти. — Я не догоняю.

— Да я что-то сам в ахуе… — взъерошивает пятерней волосы Ромка.

В смысле — сломал скулу, челюсть, пытаюсь это себе представить. И мне становится нехорошо до тошноты, когда её лицо начинает деформироваться у меня в голове. Дышать сложно, так больно и страшно об этом думать.

— Вот куда она в прошлом году исчезла! — обсуждают парни.

— Почему Бес его не уничтожил?! — трясёт меня от ярости.

— Чемпионство спасали, наверное… Брат же… Не похоже на Беса… Хрен его знает… — пожимают плечами парни. — Тëмную этой мрази!

До хруста сжимаю кулаки.

— Неа! Никаких тёмных. За такое надо публично мочить. Да и это моя женщина…

Даже, если она меня мальчишкой, а не мужчиной считает. Спасать собралась! Вместо того, чтобы рассказать мне о ëбаном этом Рустаме правду!!

— …Моя женщина, мне и разруливать.

— Тарханов, ну надо правде в глаза смотреть. Разные у вас в весовые. Разный опыт. У него сотни боёв с тяжеловесами, у тебя серьёзных — двадцатка от силы в своей весовой. Это самоубийство. Ты же сам понимаешь, покалечить при желании более мелкого очень легко! А у тебя соревнования… Тёмную и всё!

— Каких ещё боёв? — немеют мои губы от бешенства. — На татами я с равными выхожу. С бойцами. А он — кто? После того, что сделал?! Чмошник просто…

Спарринг он хочет??

Сейчас ему будет!..

Пацаны пашут на тренировке. Стоят мокрые в планке.

— Тарханов, — ловит мой взгляд Шмель. — Отдышись сначала. Голова должна быть холодной.

— Не дури, вместе подумаем, что делать, — держит меня за плечо Яша.

Да чего тут думать?!

Бес и Рустам тихо спорят. Бес сидит у дерева на песке, подтянув колени. Рустам нависает, что-то ему втирая.

На морде угрожающая ухмылка. Бессо внешне равнодушен. Но он так специфически медленно тяжело моргает, так бывает за пару минут до того, как взорвётся и задрочит. Мы еще в детстве всю его микромимику прокупили.

Но проходит минута, две, три и Бессо всё так же бесстрастно смотрит перед собой, периодически что-то отвечая Рустаму.