После этого Хейристойя почувствовала, что немного проголодалась: «Синтия, твой брат вернулся и играет с маленьким Кро наверху. Скажи им, чтобы спускались и готовились к ужину».

Брат, о котором говорила Хейристойя, — это родной брат Синтии, Адорис, которому сейчас восемь лет, он тоже учится в Академии в Турии.

Издав звук «Ох», Синтия встала, чтобы подняться наверх, но вдруг заметила на деревянном столе рядом с собой тарелку с черным веществом. Она с любопытством спросила: «Что это?».

«Это от твоей тети Андреа. По ее словам, это сушеное мясо говядины было засолено и копчено. Это твой отец предложил, и его прислали из Грументума, чтобы мы попробовали». — ответила Хейристойя.

Синтия взяла маленький кусочек и откусила: «Немного жестковато».

Она пожевала немного, проглотила и сказала: «После долгого пережевывания вкус неплохой. Он немного соленый и подходит для перекуса».

«Твой отец планировал использовать это сушеное мясо как часть солдатского рациона». — Случайное замечание Синтии, обрадовало Хейристоя, потому что ее волновал только вкус. Что касается использования слишком большого количества соли, то ее это мало волновало, потому что производство морской соли значительно увеличилось с тех пор, как Давос заставил людей из Академии придумать способ улучшить метод сушки соли, в результате чего она стала очень дешевой.

Затем Синтия запихнула в рот целый кусок сушеного мяса и пошла в обход сада.

На другой стороне сада находится небольшой алтарь с каменной статуей Артемиды, которая держит в руке лук и улыбается. Статуя высотой всего в человеческий рост, но резьба очень реалистична. После того как жемчужина Регия, Агнесса, вышла замуж за Давоса, она не могла забыть то время, когда служила жрицей Артемиды, богини охоты, хотя Давос сделал ее главной жрицей храма Геры. С согласия мужа, она построила небольшой алтарь для Артемиды на заднем дворе. Сама того не подозревая, Синтия стала почитательницей богини. Возможно, потому, что греки считают Артемиду богиней луны, а ночь — это ее мир, и имя «Синтия» первоначально означало луну, которая, естественно, имеет чувство близости. И вот, прежде чем войти в главное жилище, Синтия благочестиво помолилась Артемиде.

Увидев, что Синтия входит в дом, Азуна засомневалась и обратилась к Хейристойе: «Госпожа, не собираемся ли мы подождать, пока госпожа Агнес вернется к ужину?».

Хейристоя улыбнулась: «Она готовится к завтрашнему Дню Бракосочетания. И, вероятно, она будет занята в храме до поздней ночи, так что нам не придется ее ждать. А с ее характером, она не будет сильно переживать по этому поводу».

«А как же господин?».

«Нет необходимости ждать. Сенат уже два дня проводит заседание. Мы можем винить только тех дворян и купцов, которые устраивают беспорядки на площади… и этого проклятого Поллукса!». — При упоминании этого вопроса Хейристойя немного раздражилась.

***

«Уважаемые государственные деятели, не только в Турии, но и в Кримисе, Пиксусе, Амендоларе и других городах есть много людей, пришедших протестовать на площадь. Пожалуйста, откройте дверь и послушайте их — послушайте их крики: «Возобновите экклесию!».

Страстная речь Поллукса была немедленно прервана Антониосом: «Насколько я знаю, в Турии и Кримисе протестует всего несколько человек, а не «большинство», как ты сказал! Кроме того, в Амендоларе и Пиксусе ничего подобного не происходит!».

«Да, как Амендоларец, я могу подтвердить, что слова Антониоса — это факты!». — Сказал Скамбрас.

Поллукс уже ожидал этого, поэтому он усмехнулся и сказал: «То, что они молчат, не означает, что ни у кого нет возражений. Горожане просто прячут свое недовольство в сердце и не осмеливаются его высказать. Смешно подумать, что их просьба так проста и не чрезмерна, а нам приходится так нервничать? Вы все должны знать, что до тех пор, пока греки создают город-государство, всегда будет существовать экклесия! Даже если мы вернемся в эпоху монархии на сотни лет назад, когда были цари, экклесия все равно существовала! Только те города-государства, которые находятся под властью тиранов, которые боятся масс и поэтому подавляют их, не смеют иметь экклесию, как, например, Сиракузы».

Затем Поллукс повернулся, чтобы посмотреть на сидящего Давоса, и смело спросил: «Архонт, разве нашим союзом правит тиран?!».

Это предложение потрясло всех присутствующих.

Давос сохранял спокойствие, словно не подозревал, что Поллукс нацелился на него: «Конечно, нет. Союз Теона находится под совместным управлением государственных деятелей Сената».

«Тогда есть ли в законе Теона положение, запрещающее экклесию?!». — Поллукс стал смелее и продолжал задавать вопросы.

«Естественно, такого нет». — Давос по-прежнему спокойно отвечал.

«В таком случае, вполне разумно, что народ просит об экклесии! Поэтому я надеюсь, что Сенат тщательно рассмотрит этот вопрос и не подведет граждан!». — Поллукс увидел, что Давос попал в расставленную им ловушку. Поэтому он воспользовался возможностью высказаться.

«Поллукс, не так-то просто удержать экклесию». — Куногелата встала и сказал: «Положение Союза Теонии значительно отличается от положения других греческих городов-государств, так как наши граждане не сосредоточены в одном городе-государстве, а находятся по всему Союзу, и нам потребовалось бы время и энергия, чтобы собрать их в одиночку! Кроме того, граждане Теонии — не только греки, но и Луканийцы и Бруттийцы, которые не знают, что такое экклесия, и никогда в ней не участвовали. Поэтому необдуманное проведение экклесии не только принесет им убытки, но и сделает экклесию хаотичной и станет посмешищем для наших соседей».

Куногелата рассказал о трудностях созыва экклесии в Теонии. На самом деле у него есть своя корыстная идея. Как один из представителей власти в Сенате, он не хочет возобновления экклесии, поскольку уже устал от того, что для избрания в Турии ему приходится заискивать перед гражданами и нападать на своих политических врагов… и так далее. Предположим, что после избрания он допустит хоть малейшую ошибку. В этом случае есть риск, что его политические враги подстрекают граждан заставить его уйти в отставку, что гораздо менее практично, чем сейчас, поскольку им нужно заботиться только о Союзе и Давосе.

И на самом деле есть много тех, кто имеет те же идеи, что и он, такие как Корнелиус, Скамбрас и некоторые государственные деятели, которые всегда отвечают за важные дела союза.

«Куногелата прав! Нам, Бруттийцам, нет дела ни до какой экклесии. Мы и так довольны, пока у нас есть еда, женщины, чтобы спать, и вино, чтобы пить!». — Седрум сказал вслух, притворяясь равнодушным: «Мы, Бруттийцы, с радостью подчинимся тем, у кого больше возможностей и сио!».

«То же самое и у нас, Луканцев. Экклесия слишком хлопотна, чтобы мы могли ею интересоваться!». — Тут