Хм, получается, это не мне одному подложили по дохлой мышке в каждую тапку? Значит, он не знает наверняка, что это я. На данный момент, судя по шуму и мату, досталось всем. И это отнюдь не значит, что мне пора признаваться. Чёрный кот сделал своё дело, выпустил пар, остальное не так важно, переживём…

P.P.S.

Чего я, собственно, вру? Я же и близко тогда не знал, что у нас будет дальше и что мне удастся пережить. Хотелось бы, конечно, выглядеть поумнее, подогадливее, посообразительнее, что ли…

Но ведь не было же этого, правда? Было как было, давайте уж и дальше будем честными друг перед другом, мне так проще. Тем более что следующее дело расставило всё по своим местам. Но хуже всего, что именно тогда я, кажется, влюбился…

9. Черный меч царя Кощея

— Никита Иванови-ич!

— Уволен.

— Ну-у, Никита Иванович, отец родной…

— Митя, если бы я был твоим отцом, я бы уже сто двадцать восемь раз повесился, утопился или выпил яду. А если бы не помогло, попросил Еремеева расстрелять меня всем взводом у ворот!

— Никита Иванович, ну простите, за Христа ради-и-а…

— Митя, не приплетай сюда Господа! — окончательно взбесился я. — Из-за тебя всё наше отделение без Страшного суда прямым маршем в рай отправится! Если Бог любит милицию, то тебя дал нам во спасение и искупление! Как, как ты умудрился отца Кондрата за международный терроризм арестовать?!

— Дык как… — развёл руками на три метра в стороны наш младший сотрудник. — А чего, дело-то нехитрое… И главное, всё по уставу! С мордобоем, но не без вежливости, как вы и учили…

Следовательно, опять во всём виноват я, верно? У меня задёргалось левое веко, горло перехватило, и тот же заботливый Митяй осторожненько усадил меня на чурбан для колки дров.

Позвольте представиться, Ивашов Никита Иванович, старший лейтенант Лукошкинского отделения милиции. Лукошкино — это такой столичный город, на тридцать тысяч душ населения. Стоит в сказочной Руси, у речки Смородины, среди лесов да полей, во времена славного царя Гороха.

Нет, кстати, царь у нас действительно неплохой. С закидонами, тараканами, натура холерическая, увлекающаяся, где-то самодурствующая, но вполне себе отходчивая. Его ещё, конечно, царица цивилизованным манерам учит. Лидия Адольфина у нас из Европы, бывшая принцесса Австрийского правящего дома, но за Россию на танки пойдёт, решительная женщина.

А я попал сюда прямо из Москвы, во время плановых учений. Влез в подвал в заброшенном деревенском домике, а вылез уже здесь, в тереме Бабы-яги.

Бабка у нас хорошая.

Это рекомендуется запомнить и повторять как мантру, а не то съест! Шучу…

Яга на редкость прогрессивная и понятливая старушка, глава нашего экспертного отдела. Мы без неё как без рук — здесь ведь в любом преступлении колдовства и чародейства порой как вшей, хоть горстями выгребай. Вот в этом смысле равных нашей бабуле нет, а ещё она мужское враньё насквозь видит, представляете? С женским у неё сложнее, ложная солидарность мешает.

За время моей службы нам удалось раскрыть ряд довольно громких дел, добиться уважения к милицейскому мундиру, определённого законопорядка в городе, и если бы не Митька…

— Так вот, Никита Иванович, иду я, стало быть, по базару, — вдохновенно врал этот нахал, прекрасно зная, что свидетелей у меня нет и придётся верить ему на слово. — Всё чин по чину, никого зазря не обижаю, честь сотрудника органов берегу, а тут навстречу, эдак бочком, бочком, отец Кондрат. Подозрительно же, правда?..

Да, а ещё я женат! Недавно. Если честно, целых три дня. Пока мы вдвоём живём в моей комнате, на втором этаже терема Бабы-яги. Нет, финансы вполне себе позволяют снять отдельное жильё, просто негде и не у кого. Гостиничный бизнес в Лукошкине не особо развит. Все приезжие, как правило, селятся по своим: в Немецкую слободу, армянское подворье, азиатский караван-сарай, купеческие дворы, ну а кто победнее, те в доходных комнатах при трактирах и кабаках.

Антисанитария там, конечно, аховая, всех удобств — на пять квадратных метров четыре лавки с рогожей, туалет на улице, за забором, завтрак за свой счёт — горбушка хлеба да жидкий чай. Государь, конечно, сразу же подарил нам с Олёной терем в честь женитьбы, только его ещё построить надо.

— Я ж тётке Матрёне и говорю: «Пошто в капусте квашеной рябина вместо брусники залежалась?» Она в крик! Но ить тоже не по совести, верно? Задал тебе вопрос сотрудник милиции, так ответь и не кучевряжься! А тут из-за спины отец Кондрат эдак баском, дескать, не по-христиански на рабу божью голос повышаю. Ну я ему и…

Да, ещё у нас в отделении служит стрелецкая сотня под командованием Фомы Еремеева. Хороший мужик, немногословный, но дисциплинированный, своих ребят в кулаке держит и в субординации разбирается. Даже не вспомню, сколько раз мы с ним и лаялись, и спасали друг друга.

Шли долгие разговоры о создании конной полусотни, но пока с лошадьми напряг. В нашей конюшне места хватает только рыжей кобыле Сивке Бурке (та ещё скотина!) и одной, не нашей, корове. Это Митина знакомая из деревни привела. Я с ней сталкивался. И с коровой, и с Маняшей, обе яркие личности, нарисовались — не сотрёшь…

— Я ему резонно эдак: «Невкусная капуста с рябиною!» А он мне: «Нет, вкусная!» — и цельную горсть в рот кладёт, а?! Я пробую — нет, вкус-то не тот! А он пробует — тот! Ну, когда мы первый бочонок в споре на двоих приговорили, тётка Матрёна в обморок хлопнулась. Тут уж я и не стерпел…

В общем, на арест отца Кондрата сбежалась посмотреть половина базара. Батюшка у нас собой не хилый, весом хорошо за сто кило и в излишнем смирении отродясь не замечен. То есть, судя по солидному синяку в полщеки у нашего младшего сотрудника, священнослужитель оказал решительное сопротивление силам милиции. Сам был доставлен в отделение при помощи стрельцов, с пустым бочонком на голове, это уже Митя постарался.

А вот вытаскивать батюшку из поруба и с извинениями отпускать на свободу придётся, естественно, мне. Кстати, чем раньше, тем лучше. Разок было дело, к нам сюда целый крестный ход под арест попал — больше пятидесяти священнослужителей! Заодно и отделение освятили, почему нет…

— Митя, я тебя всё равно уволю.

— Да за что ж, а?!

— За всё, — многозначительно ответил я, прекрасно понимая, что он меня уже