из лагеря «злодейственных гадов» в лагерь защитников отечества и борцов против «поганых латынян». В 1611–1612 гг. казацкие таборы мужественно сражались с врагами, пока не изгнали их из Москвы. Келарь Троице-Сергиева монастыря не только участвовал в земской освободительной борьбе, но и поддерживал тесные дружеские отношения с казацкими атаманами. Он взялся за написание «Сказания» в то время, когда официальные власти старались привлечь участников освободительной борьбы на государеву службу и наделяли атаманов и «старых» казаков (в массе бывших болотниковцев) поместьями.{494} Обличать этих казаков за их давнее участие вместе с Болотниковым в обороне Тулы и Калуги было неуместно.

Вольные казаки сыграли выдающуюся роль как в повстанческом движении 1606–1607 гг., так и в освободительном движении 1611–1612 гг. Казачество пополнялось выходцами из самых различных слоев русского общества, и потому оно было исключительно пестрым по своему составу. Среди жителей вольных казачьих станиц можно было встретить беглых крестьян и посадских, гулящих людей, ярыжек и даже детей боярских, потерпевших крушение на государевой службе. Выходцами из дворян были донской атаман С. Чертенский, князь И. Друцкий и др.{495} И все же не дворяне, а беглые холопы — военные послужильцы сыграли ведущую роль в формировании и пополнении вооруженных казацких общин, со временем трансформировавшихся в Войско Донское, Войско Волжское, Яицкое и Терское. Значение боевых холопов определялось тем, что в отличие от других представителей низших слоев они имели военный опыт и располагали оружием.

На протяжении XVI в. царские дипломаты многократно заявляли о том, что казаки — это беглые боярские холопы. В 1602–1604 гг. они прямо обвиняли беглых холопов — казаков в разбое. Можно было бы не придавать значения подобного рода заявлениям, но они подтверждаются сведениями, исходившими из среды самих казаков. Герои «Повести об Азовском сидении», сочиненной казаками, характеризовали свое прошлое весьма недвусмысленно: «Отбегаем мы ис того государства Московского из работы вечныя, ис холопства неволного, от бояр и дворян государевых».{496} Подтверждением их слов могут служить показания осведомленных современников из числа русских людей и иностранцев. Так, И. Масса писал, что «в казаки шли по большей части убежавшие от своих господ холопы (Knecht)».{497} Автор «Хронографа» начала XVII в. называл казаков беглыми холопами и ярыжными ворами.{498}

Дополнительные факты можно найти в материалах допросов «царевича Петра» 1607 г. По словам «Петра», из пяти «старых» казаков, затеявших самозванческую интригу на Тереке в 1606 г., двое были боярскими холопами.{499} Можно сослаться также на расспросные речи казаков, занесенные в кабальные книги конца XVI— начала XVII в. Некто Спиридон Фомин показал в 1599 г., что прежде служил в холопах у сына боярского Андрея Быкасова на Москве, «а как на Ондрея пришла государева опала (в 1588. — Р. С.) и их холопов роспустили на волю, а он был в казаках на поле..»{500}.

Холопство было весьма многочисленным социальным слоем. Холопы подразделялись на «черных», «деловых» и прочих людей, работавших на господском дворе и барской пашне, и привилегированных военных послужильцев, нередко получавших от феодала пашню за службу. Со времени Грозного боевые холопы являлись важной составной частью поместного ополчения. По указу Ивана IV каждый дворянин-землевладелец должен был вывести в поход по одному вооруженному конному холопу с каждых 100 четвертей принадлежавшей ему земли. Борис Годунов вдвое увеличил нормы службы. По его указу дворянин выставлял по два воина с пищалями (одного конного и одного пешего) с каждых 100 четвертей пашни. В 1604 г. 500 феодальных землевладельцев послали в поход против Лжедмитрия I 2252 конных воина в полном вооружении.

Существенные перемены в положении боевых холопов произошли после того, как Разрядный приказ обязал дворян вооружать своих людей огнестрельным оружием — «пищалями». Поскольку сами дворяне не желали расставаться с традиционным рыцарским оружием — мечом, военная роль холопов возрастала. Дворянское ядро все больше утрачивало свое количественное преобладание, а также отчасти и свое боевое превосходство. Боевые слуги занимали промежуточное социальное положение. По сравнению с совсем бесправными пашенными холопами эта прослойка, постоянно пополнявшаяся разорившимися мелкопоместными детьми боярскими, пользовалась известными привилегиями. Однако все же послужильцы принадлежали к разряду несвободного населения.

«Великое разорение» конца XVI в. и голод начала XVII в. резко сократили доходы феодальных землевладельцев, что не могло не сказаться на составе боевых послужильцев. Многие дворяне не имели средств на приобретение боевых кабальных слуг и довольствовались тем, что пополняли свою свиту за счет страдных холопов, пашенных «деловых» людей, крестьян и бобылей. Вследствие этого прослойка боевых холопов все больше утрачивала свои позиции как привилегированная социальная группа, что неизбежно меняло ее положение в общей структуре феодального общества. Среди компонентов, составлявших дворянское ополчение, холопы отличались наибольшей ненадежностью. Это обстоятельство в полной мере обнаружило себя уже во время выступления «разбоев» в 1602–1603 гг. и гражданской войны 1604–1607 гг. Не случайно из этой группы населения вышли такие деятели Смуты, как Хлопко, Григорий Отрепьев, казачий атаман Иван Болотников, предводитель казаков «царевич Петр»-Илейка. Некоторые из них по происхождению были детьми боярскими. Почти все после бегства от своих господ оказались на казачьих окраинах и превратились в вольных казаков.

После того как Болотников был отброшен от Москвы и немало казаков перешли на службу к царю Василию, власти столкнулись с вполне реальной проблемой: как быть с теми из них, кто прежде служил в холопах?

В период так называемого восстания Хлопка в 1603 г. Борис пообещал отпускные всем холопам, которым господа отказали в прокормлении, при условии, что они явятся в Москву. Царь Василий Шуйский побоялся оттолкнуть от себя бояр и издать аналогичный указ о холопах, ущемлявший интересы феодальных землевладельцев. Но имеются прямые указания на то, что на практике власти шли тем же путем, что и Борис Годунов. В феврале 1608 г. Боярская дума рассмотрела и утвердила три приговора о холопах, обобщавших практику предыдущих лет. Бояре признали сохраняющими юридическую силу все отпускные, выданные беглым холопам-болотниковцам, сложившим оружие и принесшим повинную царю: «Которые холопы, — значилось в приговоре, — были в воровстве, и государю добили челом, и даны были им отпускные», таких не следовало трогать, если только они повторно не «збежали в воровство». Это правило распространялось на будущее: «А которые с нынешнего воровства прибежат ко государю сами, и тех старым их бояром не отдавати, потому что они сами принесли вину свою».{501}

В обстановке ожесточенной гражданской войны правительство Шуйского проводило гибкую политику по отношению к холопам. Убедившись в ненадежности насильно закабаленных боевых слуг из числа «добровольных холопов», оно возродило институт вольных послужильцев. Повстанцы из числа бывших беглых холопов знали, что они