«Люди эти, — сказал Магомет, — лгуны. Они принадлежат к партии „лицемеров“ и колеблющихся, готовых производить смуту в Медине. Я оставил тебя для того, чтобы ты следил за ними и оберегал обе наши семьи. Мне бы хотелось, чтобы ты был для меня тем, чем был Аарон для Моисея, но только разница в том, что ты уже не можешь быть пророком, потому что я — последний из них». Удовлетворенный этим объяснением Али возвратился в Медину.

Из всего этого многие вывели заключение, что Магомет предполагал сделать Али своим халифом или преемником; по крайней мере, такое заключение имеет арабское слово, означающее отношения Аарона к Моисею.

Войска, продолжавшие поход под начальством Магомета, вскоре начали по опыту узнавать все трудности, испытываемые в пустыне в это знойное время года. Многие вернулись домой на другой же день; некоторые же на третий и четвертый. Когда пророка уведомляли об этих побегах, он говорил: «Пусть себе уходят: если они на что-нибудь пригодны, Бог вернет их к нам; если же нет, то мы только избавляемся от излишней обузы».

В то время как некоторые теряли бодрость во время похода, другие, оставшиеся в Медине, раскаивались в своей трусости. Некто Абу Кайтама, войдя в свой сад во время страшного дневного зноя, заметил еду из мяса и свежую воду, приготовленную для него двумя его женами в прохладной тени палатки. Остановившись у входа, он воскликнул: «Теперь, когда пророк Божий не защищен от ветров и зноя пустыни, могу ли я, Кайтама, сидеть здесь в прохладной тени и в обществе моих красавиц-жен? Клянусь Аллахом, я не войду в палатку!» И он тотчас же вооружился мечом и копьем, сел на верблюда и поспешил присоединиться к пророку.

Между тем войско после тяжелого семидневного похода достигло гористой страны Хиджаз, населенной в былое время тамудитами, одним из вымерших теперь племен Аравии. Это была проклятая страна, предание о которой мы уже излагали выше. Изнуренный и усталый авангард, не имевший понятия о предании, с восторгом заметил ручей, протекавший по зеленой долине, и прохладные пещеры в склонах соседних холмов, в которых жили в былое время истребленные небом тамудиты. Расположившись вдоль ручья, одни собирались купаться, другие принялись за стряпню и за приготовление хлеба, и все мечтали о ночлеге в прохладных пещерах.

Магомет, по обыкновению, шел позади армии, чтобы помогать слабым и при случае подбирать изнуренных и отстававших. Дойдя до долины, в которой расположилось войско, он припомнил связанные с нею предания, рассказы о которых он слышал, проходя здесь в дни своей юности. Боясь навлечь на себя проклятие, тяготевшее над всей этой местностью, он приказал войску бросить мясо, сваренное в воде источника, замешанный на ней хлеб отдать верблюдам и поскорей уйти с этого места, проклятого небом. Потом, завернувшись с лицом в плащ и пришпорив мула, он быстро миновал эту греховную область, сопровождаемый армией, как будто убегавшей от неприятеля.

Наступившая ночь была особенно мучительна: армия расположилась лагерем в безводном месте; к страшной жаре присоединился удушливый ветер, дувший со стороны пустыни; весь лагерь томился от невыносимой жажды, как будто тамудитское проклятие все еще висело над ним. Но на следующий день проливной дождь освежил и подкрепил людей и животных. Войско продолжало шествие с новым увлечением, и армия без дальнейших лишений достигла Тебука, маленького городка на границе Римской империи, расположенного между Мединой и Дамаском на расстоянии десятидневного пути от того и другого.

Тут Магомет расположился лагерем вблизи источника, посреди рощи и пастбищ. Арабские предания утверждают, что источник был почти сух, так что когда из него наполнили небольшой сосуд для пророка, не оставалось уже ни капли воды; Магомет, утолив жажду и совершив омовение, вылил остатки воды обратно в источник, и из него хлынул поток, утоливший жажду всех людей и животных.

С этого места, избранного для стоянки, Магомет разослал своих военачальников провозглашать ислам и обращать в него силой или облагать данью. Некоторые соседние князья прислали к нему посольства — одни для признания его божественной миссии, другие — для изъявления покорности его светской власти. В числе их находился Джохаана ибн Руба, князь Эль-Улы, христианского города, находившегося у Красного моря. Это был тот самый город, в котором, по словам предания, когда он был населен евреями, старики были обращены в свиней, а молодежь в обезьян за то, что они ловили рыбу в субботу. Предание об этом наказании торжественно внесено в Коран.

Князь Эль-Улы заключил с Магометом мирный договор и согласился платить ежегодно дань в три тысячи динариев или золотых крон. Форма этого договора послужила образцом и последующих договоров, заключенных с другими властителями.

В числе арабских князей, исповедовавших христианскую веру и отказавшихся платить дань Магомету, был Окайдо ибн Малек из племени Кенда. Он жил в замке у подошвы горы, в центре своих владений. Халид был послан во главе конного отряда, чтобы привести его к покорности. Найдя, что замок слишком крепок и не может быть взят приступом, Халид прибегнул к военной хитрости. Однажды Окайдо с женою, лунной ночью наслаждаясь свежестью воздуха и находясь на плоской крыше своего дома, заметил животное, щипавшее траву, и счел его за дикого осла из соседних гор. Окайдо, страстный охотник, тотчас же потребовал коня и копье и отправился на охоту со своим братом Гасаном и некоторыми приближенными. Дикий осел оказался приманкой. Лишь только они отъехали немного, как Халид со своими людьми выскочил из засады и напал на них. Они были слишком легко вооружены, чтобы сопротивляться. Гасан был убит на месте, Окайдо взят в плен, а остальные спаслись бегством в замок, который вскоре тоже был взят. Князю этому была впоследствии возвращена свобода, после того как он внес за себя большой выкуп и обязался платить дань.

Халид послал Магомету как военный трофей одежду, снятую с убитого Гасана. Она была сделана из шелка, с роскошным золотым шитьем. Мусульмане обступили ее и рассматривали с удивлением. «Вы любуетесь этой одеждой, — сказал пророк, — но клянусь Тем, в Чьих руках душа Магомета, что одежда, которую Саад, сын Маади, носит теперь в раю, гораздо драгоценней». Этот Саад был судья, произнесший семьсот семьдесят смертных приговоров над пленными евреями по окончании одной из предшествующих кампаний.

Когда войско оправилось, пробыв несколько дней в Тебуке, и соседние страны были покорены, Магомет решил проникнуть в сердце Сирии, то есть достигнуть той цели, ради которой был предпринят настоящий поход. Увлечения его, однако, не разделяли его последователи. Известие о громадном корпусе неприятельских отрядов, собранных на сирийской границе, охладило пыл его армии. Магомет заметил общую подавленность, но не хотел прервать похода на полдороге. Созвав военный совет, он предложил на разрешение вопрос о том, следует ли продолжать движение вперед или нет На это Омар язвительно заметил: «Если у тебя есть на это веление Божие, то надо идти дальше». — «Если бы оно было у меня, — заметил Магомет, — я бы не спросил твоего совета». Омар понял укор и почтительным тоном стал доказывать, как неблагоразумно двигаться навстречу громадной подавляющей силе, собранной, по слухам, на сирийской границе; он указал, как много Магомет уже достиг этим походом: он приостановил грозившее нападение императорских войск, добился почестей и покорности различных племен и народов на всем протяжении от Красного моря до Евфрата. Поэтому он советовал ему удовольствоваться в нынешнем году тем, что уже достигнуто, и отложить окончание предприятия да следующего раза.