На следующий день — около 18 часов 1 мая — Ганнт был освобождён из-под стражи, как человек, полностью очистившийся от каких-либо подозрений.

Также коронерское следствие уделило определенное внимание решению вопроса о происхождении 2-х записок, найденных в куче опилок под головой убитой девочки. Члены жюри сошлись в том, что записки находятся в прямой связи с преступлением, они оставлены убийцей для наведения правоохранительных органов на ложный след. По этой причине важно выяснить, кем именно были написаны записки, найденные подле тела убитой девочки.

Три эксперта-почерковеда заявили, будто упомянутые записки вышли из-под пера Ньюта Ли, ещё 2 высказались неопределенно, в том смысле, что представленный к сравнению материал не позволяет сделать какой-либо доказательный вывод. Говоря о почерковедческих экспертизах той поры, следует понимать их условность и неточность. Специалисты, именовавшие сами себя «экспертами», обычно исследовали механику исполнения рукописного текста, т. е. присущую автору манеру слитного написания групп букв и их отдельных элементов. В качестве экспертов обычно приглашались преподаватели письма (каллиграфии) из обычных школ. Известны также случаи, когда в роли экспертов оказывались артисты оригинального жанра, специализировавшиеся на имитации почерков разных людей и демонстрировавшие подобные фокусы во время представлений. На рубеже XX столетия проблема фальсификации документов интересовала в США частный сыск в большей степени, чем государственные органы охраны порядка. Это было связано с тем, что Ассоциация американских банкиров при расследовании банковских мошенничеств обычно обращалась к услугам частных сыскных агентств [прежде всего Пинкертона], а вовсе не к территориальным полицейским службам. Лишь к рубежу 1920-х гг. изучением почерков и установлением их принадлежности стали на систематической основе интересоваться сотрудники правоохранительных органов.

Нельзя сказать, что выводы тогдашних специалистов по почерку были всегда неточны, но теоретическая база графологической экспертизы в принципе в те годы была плохо разработана. Многие важные элементы письма — такие как изменение нажима при движении пера, расположение точки входа после пробела и пр. — тогдашними специалистами во внимание вообще не принимались. Эксперты той поры оперировали набором примерно из 2 десятков признаков, на которые только и обращали внимание. Большинство экспертиз выполнялись буквально «на коленке», без рассмотрения рукописного текста под увеличением и без фотографирования его значимых элементов.

Поэтому выводы «экспертов-графологов», заслушанных коронерским жюри, переоценивать не стоит, им цена — полушка в базарный день.

Ночной сторож Ньют Ли согласился свидетельствовать перед коронерским жюри, хотя по законам штата Джорджия обвиняемый мог отказаться от этого. Тем не менее, Ньют не воспользовался правом молчать и в деталях повторил ту же историю, которую на протяжении предшествующих дней постоянно пересказывал на допросах в полиции. В его рассказе труп по-прежнему располагался головой в направлении двери из подвала [то есть, на запад], в то время как полицейские нашли его лежащим головой в противоположную сторону. Вообще же, Ньют в своём рассказе не изменил практически ни единого слова — начав давать показания в ночь с 26 на 27 апреля он в последующие дни и недели повествование своё не менял и от сказанного не отрекался.

Заголовки газет, извещавшие о начале работы коронерского жюри 30 апреля, обещали читателям интригу: «NO SOLUTION DISCOVERED IN THE ATLANTA MURDER. Negro Night Watchman Slicks to His Story. Many Witnesses Were Heard at Inquest Yesterday. More Arrests Are Expected.» («УБИЙСТВО В АТЛАНТЕ НЕ НАХОДИТ РАЗВЯЗКИ. Чернокожий ночной сторож цепляется за свою историю. На вчерашнем заседании заслушано множество свидетелей. Ожидаются новые аресты.») Газетчики оказались правы — 1 мая действительно последовал ещё один арест.

Ньют рассказал членам жюри о принуждении со стороны допрашивавших его полицейских. Фактически речь шла о пытках, хотя это слово ни разу не было употреблено ни весной 1913 г., ни позже.

Поскольку вопрос о применяемых полицией Атланты методах воздействия на подозреваемого перешёл в плоскость публичного обсуждения, «законникам» пришлось подумать над разъяснением того, как же ведётся расследование. Шеф детективов Ньюпорт Лэнфорд уклончиво признал, что допросы Ньюта Ли действительно «длились много часов» и имели «третью категорию строгости». Автор считает нужным заметить, что «категории строгости допросов» — это особое местное изобретение, призванное помочь избежать употребления таких понятий, как «пытка», «палачество», «принуждение к даче показаний», «незаконные приёмы ведения следствия». Лишение сна относилось ко «второй категории строгости», а «третья» предполагала деление допрашивающих на «хороших» и «плохих». Как несложно догадаться, первые из них увещевали и обещали подозреваемому снисхождение, а вторые — запугивали. Существовала и «четвёртая категория строгости», предполагавшая создание допрашиваемому «крайнего неудобства», а подобным определением, согласитесь, назвать можно очень многое — от подвешивания, до обездвиживания или помещения под мощную струю воды из брандспойта [что равносильно сильному избиению].

А вот Лео Франк от дачи показаний перед коронерским жюри отказался, воспользовавшись правом не свидетельствовать по собственному делу.

Кстати, жалоба Ньюта Ли на пытки полиции возымела эффект. На следующий день — 1 мая 1913 г. — он и Лео Франк получили-таки из суда арестные ордера и тем самым переквалифицировались из подозреваемых в обвиняемые. В тот же день обоих перевезли из здания Департамента полиции, где они содержались с момента задержания, в окружную тюрьму под названием «Фултон-тауэр» (Fulton tower) — там они и оставались вплоть до суда.

«Фултон-тауэр» — тюрьма округа Фултон в городе Атланта, в которой содержались подозреваемые по «делу Мэри Фэйхан».

В пятницу 2 мая репортёр газеты «Конституция Атланты» посетил Ньюта Ли и Лео Франка в тюрьме. Ничего особенно интересного арестанты ему не сказали — оба заявили о своей невиновности и выразили уверенность в том, что суд во всём разберётся и защитит честное имя каждого.

Подавляющее большинство допрошенных коронерским жюри свидетелей давало либо весьма положительную характеристику Лео Франку, либо благожелательно-нейтральную. Конкретно это выражалось в том, что свидетели утверждали, что не замечали со стороны управляющего навязчивого внимания или заигрывания с подчиненными девушками, скабрезностей в их адрес, бестактных предложений и т. п. На вопрос о том, известны ли им случаи когда Лео Франк оставался в своём кабинете наедине с работницами? свидетели отвечали отрицательно. Таких свидетелей было очень много — счёт их числа шёл на многие десятки, перечислять их здесь поименно незачем именно ввиду многочисленности и невозможности выделить наиболее важные свидетельства.

Подавляющее большинство работниц карандашной фабрики компании NPCo в целом характеризовали управляющего Лео Франка весьма положительно. Его называли человеком, заслуживающим доверия, а на вопросы о возможных домогательствах или неэтичном