или хотя бы очередного провала в бредовое состояние. Так, по крайней мере, не будет мучительно стыдно за то, в кого он превратился.

— Проверь его! — вновь послышался металлический голос, после чего Синака опять грубо, ногой перевернули на спину. И вновь блаженное состояние «не кантовать» было жестоко нарушено, но на этот раз у страдальца уже не было сил ни сопротивляться головной боли, ни открывать глаза. Он так и остался лежать безвольной куклой, лишь слабый стон сорвался с его губ.

— Живой, — этот голос уже был живым и определенно принадлежал незваному гостю. — Такими темпами он будет помирать долго.

— Оттащи его на улицу. На задний двор. Ночью уже заморозки, к утру околеет.

Синак понятия не имел, кто именно нагрянул к нему в дом, но этот короткий диалог позволил ему понять, с какой именно целью — его определенно хотят убить. И обставить его смерть они предполагают как несчастный случай. Сперва напившийся до беспамятства Синак якобы упал с лестницы. Видимо, систему «безопасный дом» отключил именно столкнувший его человек. Он же долгое время ждал естественной кончины Реджи, однако не дождался. А теперь злоумышленники решили разыграть карту «подснежника». Мол, перебрал клиент, вышел во двор, там потерял сознание и замерз насмерть. Оно и немудрено, человек замерзает на улице даже при плюсовой температуре, если проведет без движения больше двух часов. А в случае с Реджи этого не нужно, хватит и получаса — на улице стоял морозный ноябрь, вечерело. Преступники не учли лишь один факт — система «безопасный дом» не позволила бы всему этому произойти. А раз так, любой следователь поймет, что это никакой не несчастный случай, а самое настоящее убийство. Другое дело, что в текущих реалиях на такое странное убийство никто мог даже не обратить внимания, в стране и без этого бардака хватало.

Пораскинуть мозгами Реджи, естественно, никто не позволил. Его безвольное тело легко приподняли — мир при этом ожидаемо закружился, однако головная боль куда-то отступила. Видимо, животный страх перед неминуемой гибелью все же давал о себе знать. Чувство самосохранения никто не отменял даже в такие смутные времена.

«Что ж, посмотрим, как вы справитесь с входной дверью», — подумал Синак.

И снова Реджи просчитался. Он рассчитывал, что из-за его состояния умный дом заблокирует ему выход наружу, но тот и не думал сопротивляться чужаку. Дверь открылась без каких-либо вопросов. В голову Реджи запоздало пришла мысль: «Ну правильно, он же как-то попал сюда. Странно было бы, если б не смог выйти».

Меж тем план неизвестных злоумышленников был практически реализован. Здоровенный бугай, тащивший на себе Реджи, выглянул за порог, убедился, что улица пуста, и отнес его на руках за дом. Там, не особо церемонясь, он бросил свою ношу под куст полысевшего можжевельника.

— Про камеры не забыл? — легкий морозец и адреналин немного привели Синака в чувство. Двигаться самостоятельно он по-прежнему не мог, да и что-то подсказывало ему, что никто и не даст ему уползти обратно в дом. Но вот начать диалог с нападавшим Реджи уже был способен.

— Он что, очухался? — раздался все тот же странный голос. Синак идентифицировал его как голос из динамика. Такие динамики устанавливались на старенькие голофоны, домофоны, паркоматы и прочие устройства, где был важен сам факт связи, а не ее качество.

— Кажется, соображает, — отозвался бугай. — Про камеры наружки что-то пробубнил.

— С кем имею честь? — Реджи постарался перевести взгляд на своего мучителя, но, кроме огромной тени и пары красных огоньков на его одежде, ничего разглядеть не смог. Он уже понял, что перед ним простой исполнитель, а переговоры, если таковые состоятся, придется вести с заказчиком.

— Дай-ка я с ним побеседую, — сказал голос из динамика. Тень бугая тут же уменьшилась вдвое — очевидно, он присел перед Реджи на корточки. — Если вас не затруднит, господин Синак, смотрите прямо между двумя красными огоньками.

— Пожалуй, — выдавил из себя Реджи, — я воздержусь от визуального контакта. Голова просто разрывается. Но слушать и г-говорить я в состоянии.

— Да, на улице свежо, — собеседник Синака заметил, что его жертву уже начало потряхивать от холода. — Приборы минус три показывают. Плюс вы лежите на голом бетоне. Догадываетесь, к чему я вам все это говорю?

— Намекаете, что д-до утра я не д-доживу, и выглядеть моя с-смерть будет как н-несчастный случай.

— Нет, вы все же посмотрите в камеру, господин Синак. Не лишайте старика удовольствия!

— Не имею я п-привычки воевать с открытым з-забралом с тем, кто свое лицо прячет.

— Ах, вы про это? — ответил старик (Синак уже понял, что говорит именно с пожилым человеком) и обратился к своему наемнику. — Включи, Виктор.

Бугай Виктор послушно нажал какую-то клавишу на встроенном в рукав наладоннике, и перед Синаком прямо на земле появилась небольшая фигурка. Первые пять-десять секунд он привыкал к яркому голубоватому свечению голограммы и толком ничего разглядеть не мог. Кроме того, свет вновь вызвал в его голове болезненный приступ мигрени. Ученый усилием воли попытался сфокусировать взгляд на фигурке, но она почему-то сильно двоилась. Это обстоятельство вновь вызвало тошноту, и, прежде чем начать очередной раунд борьбы с собственным желудком, Реджи все же глаза прикрыл.

— И зачем же вам, товарищ адмирал, мои г-глаза понадобились? — Синак все же успел разглядеть на фигурке форму и огромные адмиральские звезды на погонах. Память услужливо подсказала, кто именно возжелал его смерти. Госслужащий такого уровня, как Синак, все высшее руководство ВКС России знал в лицо. Правда, до сего дня лично встречаться с адмиралом Касаткиным Синаку не доводилось, оттого он не и узнал бывшего главкома по голосу.

— Стало быть, знаете меня, — довольно протянул Касаткин.

— Да кто же не слышал о легендарном а-адмирале Касаткине? — еле переводя дух, ответил Синак. — Тем более вас со службы п-перли такой поганой метлой, что разве т-только слепоглухонемой о вас ничего не слышал. Вы так и не ответили на мой в-вопрос.

Слова Реджи, видимо, никак адмирала в отставке не задели, во всяком случае, вида он не подал. На вопрос приговоренного к смерти Касаткин ответил максимально спокойным, можно даже сказать, отеческим тоном, почти ласково.

— Месть гораздо слаще, когда видишь глаза умирающего противника.

Реджи сейчас было ну