Зашла медсестра, сказала, что Лене нужно отдохнуть, и попросила меня уйти, но мать настояла, чтобы я остался еще немного, пообещав, что больше не будет разговаривать. Я взял ее за руку, через мгновение она закрыла глаза, я подумал, что она сейчас заснет, но она сжала мои пальцы и улыбнулась мне. И мы оставались вдвоем, в тихом госпитале, на краю света, так далеко от всего, что было нам знакомо.

Уже рассвело, когда пришла другая медсестра и нас разбудила. Она должна была подготовить мать к операции. Велела мне вернуться к концу дня. Я спустился вниз, уселся на скамейку во дворе напротив клумбы с цветущей геранью. Небо очистилось, день обещал быть прекрасным. Я курил сигарету, когда появилась Стелла; она присоединилась ко мне. Я повторил ей все, что говорила медсестра: мы должны ждать результатов операции. У нее был усталый вид, наверняка она тоже почти не спала.

– Она говорила с тобой обо мне? Ну, о нас двоих. О том, что она собирается делать?

– Об этом она ни слова не сказала. Лучше сама поговори с ней.

– …А врач и правда считает, что есть опасность?

– Он заверил, что они обязаны оперировать, выбора нет.

– Ты не думаешь, что надо предупредить ее родителей?

– Если и предупредим, они не приедут. Она бы этого не сделала. И потом, я сам не хочу их видеть.

– Ты выглядишь совершенно вымотанным, Поль. Может, выпьем кофе?

Кофе мы пили весь этот день.

Мы исходили вдоль и поперек Булонь-сюр-Мер, три торговые улицы, набережные, рыболовный порт, а когда город заканчивался, мы начинали новый круг, только в обратном направлении. Я не знал, как и почему Лена оказалась здесь, и уверен, что Стелла задавалась тем же вопросом, но мы об этом не заговаривали. Мы тянули время, делая вид, что нам интересно разглядывать магазины сувениров. Мы заходили в церкви и выходили из них. А когда один из нас уставал от ходьбы, мы устраивались в бистро и пили кофе. Мы обошли все площади. За обедом мы побаловали себя огромным блюдом морепродуктов, но половину оставили, зато выпили две бутылки мюскаде. Из нас двоих получилась странноватая пара. Официанты принимали нас за мать с сыном, которые решили накатить.

И в чем-то они были правы.

Мы проторчали три часа в зале ожидания, прежде чем нам удалось увидеть хирурга. Мы поймали его между двух дверей, он был молод и торопился. И не мог ничего сказать. Ей сделали тройное шунтирование; с технической точки зрения операция прошла как нельзя лучше и длилась пять часов. Сейчас Лена находилась в блоке интенсивной терапии, где останется еще как минимум два дня, и навещать ее нельзя.

Вечером в гостинице я поговорил со Стеллой, рассказал ей историю Лены. Я немного колебался, но не было причин скрывать от нее, что случилось восемнадцать лет назад, и потом, это же не государственная тайна.

– Черт возьми, когда я думаю, что из-за этого она не захотела, чтобы ты поступал в консерваторию… рехнуться можно!

– Забудь, я не Либераче[92] и вполне счастлив за своим пианино.

– Что ты будешь делать? Отправишься на поиски отца?

– Не знаю, до сегодняшнего дня я как-то без него обходился. Он сам даже не знает, что у него есть сын, и я никогда по нему не скучал. Похоже, отец не такая уж необходимость. Может, и пришло время нам познакомиться. А может, и нет. Встреча, без сомнения, получится забавной. Но как его искать? Если у тебя есть соображения, я готов выслушать. Как можно найти типа, не зная ни имени, ни фамилии, ни возраста, ни гражданства, о котором практически вообще ничего не известно?

– Если связаться с продюсерской фирмой, они, наверно, смогут помочь?

– И что я у них спрошу: как звали дублера Боуи? И это если предположить, что они все еще существуют, что сохранили архивы и вообще захотят мне отвечать, этой истории около двадцати лет.

– Ты хоть понимаешь, что чуть не оказался сыном Дэвида Боуи?

Стелла заказала два «Куантро». Официант принес ликерные рюмки и наполнил их. Стелла пригубила вино и заулыбалась.

– О чем ты думаешь? – спросил я.

– Ни о чем.

– Неправда, что-то тебя развеселило.

– Я подумала, что с такими предками ты хреново стартовал.

Она захохотала. И не могла остановиться. Она старалась сдержаться, прижимая ладони к губам, но стоило ей на меня взглянуть, как ее с новой силой разбирал смех. В результате я последовал ее примеру, мы ничего не могли с собой поделать. У нас слезы катились из глаз. Люди вокруг улыбались, слыша нас.

Вообще-то, ситуация не располагала к веселью, но в этой истории ничто не было нормальным.

* * *

Назавтра нам опять не дали повидать Лену. Утром у нее начались осложнения с легкими, пришлось снова ее интубировать, похоже, так часто бывает после подобных хирургических вмешательств, особенно у заядлых курильщиков. Ей следовало оставаться в стерильных условиях, врачи опасались внутрибольничной инфекции и собирались продержать ее в блоке интенсивной терапии дольше, чем предполагалось. Лечащий врач сказал, что незачем нам сидеть в коридоре, он предупредит, когда посещения будут разрешены. Стелла спросила, можно ли надеяться на лучшее, он ответил, что пока трудно судить. Мы вышли из госпиталя, не очень представляя ни что делать, ни о чем говорить. Выпили еще по кофе и приняли довольно несуразное решение, которое не устраивало ни ее, ни меня, но другого мы не нашли. Мы решили, что будем посменно дежурить у Лены по двое суток каждый. Стелла вернулась в Париж, потому что у нее там накопилась тысяча дел. Я проводил ее на вокзал, снова обошел торговые улицы, пляжи и порт, мне было абсолютно нечем заняться в этом городишке, где реально нечего делать после шести вечера.

На центральной улице я нашел телефонный магазин с доступом в интернет, устроился перед экраном и начал поиск, пытаясь обнаружить следы, которые могли бы привести меня к дублеру Боуи или продюсерам его спектаклей в девяносто седьмом году. Три часа спустя я так и не нашел ничего путного, самые старые ссылки датировались две тысячи вторым. Я выяснил название девяти компаний, но так и не смог определить, чем именно они занимались. Четыре из них уже исчезли из списка абонированных в Англии, с остальными пятью номерами я смог связаться.

Наверно, я зашел не с того боку. Не только мой собственный английский был крайне ограничен, но я еще и не понимал половину ответов, вынуждая собеседников повторять. Я не уверен, что все они уловили суть моих вопросов, но одна из них была очень нелюбезна и просто повесила трубку, другая заставила ждать до бесконечности, и телефон в конце концов разъединился, третья объяснила, что они занимаются не музыкой, а логистикой, еще одна попросила обращаться в письменном виде, а когда я спросил к кому, ответила, что не знает, и последняя проинформировала, что они ведут веб-сайты, и как жаль, что он умер таким молодым.