– Хорошо! – вдруг кричит Марк Львович. – Я всё скажу!

Старикан ведет меня дальше, и мы оказываемся в просторной, обставленной красивой старинной мебелью комнате, где я обнаруживаю венецианский стул и занимаю его, а Марк Львович остаётся на ногах, словно ему предстоит, будто студенту перед экзаменатором, ответ держать.

– Я слушаю, – говорю ему.

– Подождите, – вдруг бормочет страховой агент и кладет руку себе на грудь, сморщившись. – Минутку…

– Нет у меня этой минутки! У меня друга убили, вы понимаете? – начинаю повышать голос. – И не просто человека, а такого, с кем я был знаком с детства!

– Да… да… я понимаю… – выговаривает старик, продолжая морщиться и проводить ладонью по груди. – Но и вы меня должны понять. Эта информация, о той оффшорной компании… я же дал слово.

– Послушайте, Марк Львович. Я бы очень не хотел прибегать сейчас к насилию. Вы старый человек, вам себя беречь нужно. Не знаю, кому вы там дали это слово, но обещаю, что никто от меня не узнает…

– А! А! Ай… – вдруг трижды кратко вскрикивает старик и неожиданно валится на пол, раскинув руки. Он брякается буквально мешком, и я вскакиваю с венецианского стула, так что он отлетает и переворачивается.

– Марк Львович! Что с вами?!

Старикан хрипит. Он лежит на пушистом ковре, пытается втянуть в себя воздух, но не может. Подбегаю к нему, но совершенно не понимаю, что делать. Что с ним такое?! Сердечный приступ, но как быть, я же не медик!

– Подождите, я сейчас вызову «Скорую»! – зачем-то кричу в бледнеющее лицо. Вижу городской телефон, хватаю его и набираю номер. Сбивчиво сообщаю адрес и имя страховщика, что ему плохо с сердцем и он потерял сознание. Но меня спрашивают, как зовут меня, говорю: «Я сосед, за солью заходил» и кладу трубку.

Поворачиваюсь к Марку Львовичу и вдруг вижу… стеклянные глаза. Они будто смотрят сквозь меня, через время и пространство, но… ничего видеть больше не могут. Нервно сглотнув, испытывая дрожь во всем теле – это плавит кровь адреналин, подхожу к старику. Наклоняюсь над ним, прикладываю ухо к искривленным фиолетовым губам и не слышу дыхание. Прикладываю два пальца к шее… Под ними не пульсирует.

Я встаю и ошарашенно смотрю на старика. Получается, это я его убил? Своим допросом? А у него, оказывается, было слабое сердце, но я же не знал, и он не предупреждал! Что же теперь делать? Скоро приедет «неотложка», медики увидят труп и вызовут полицию. Меня обвинят… Осознав это, я спешно покидаю квартиру. Но прежде чем выйти, смотрю в дверной глазок: нет ли кого? Затем, надвинув кепку на глаза, чтобы меня труднее было опознать, если кто-то повстречается при выходе из дома, неспеша спускаюсь. Если побегу – это может привлечь чье-нибудь внимание.

Выхожу из подъезда, сажусь в машину, потом так же медленно покидаю двор, и лишь оказавшись на широкой дороге, втапливаю педаль газа в пол. Проношусь несколько километров, делая короткие остановки на светофорах, а потом вдруг оказываюсь на городской окраине, в малолюдном месте. Выхожу из машины и нервно курю, глотая горький дым. Как же мне плохо сейчас! Сначала Макса убили, теперь Марк Львович умер… что происходит в моей жизни?! Откуда вся эта череда смертей?

И что я Катюше скажу? Она может решить, что это я старика погубил. Беру телефон в руки. Он стоит на вибрации, и там с десяток пропущенных звонков и сообщений от Воробышка. Волнуется, ищет меня, пытается достучаться, а я как увлекся своим дурацким расследованием, что совершенно о ней позабыл. Так нельзя. Набираю её номер и звоню.

– Ёжик! Что случилось! Ты почему не отвечаешь на мои звонки?! – кричит Катюша в трубку.

– Тише, Воробышек, всё хорошо, – отвечаю ей. – Просто дела. Задержался, извини.

– Ничего у тебя не хорошо, Серёжа, – вдруг говорит жена, и у меня холодок по спине пробегает. Как она могла догадаться?! – Когда у тебя хорошо, ты мне звонишь. А теперь… что случилось, говори!

– Катюша, – отвечаю, пытаясь взять себя в руки, но пальцы предательски дрожат. – Я тебе всё расскажу. Сейчас приеду, и всё сообщу, ладно?

– Хорошо, я жду, – говорит Воробышек и прекращает разговор.

А что я должен ей рассказать? О том, как угробил старика своими расспросами? Жена такое, боюсь, не поймёт. Значит, сообщать ей нельзя. Она с Марком Львовичем не общалась, не видела его даже. Где же я тогда был? Да просто искал информацию о связях Макса с оффшорной компанией. Ездил к одному знакомому, он работает… в налоговой инспекции. Но ничего толком не узнал, поскольку… да не узнал, и всё.

Сажусь в машину и еду домой. Там рассказываю собственную версию того, где пропадал несколько часов. Катя внимательно слушает, и по её лицу не могу понять, верит она или нет. Всё-таки я впервые поступил так. Она может ещё решить, что я завел любовницу. Но это мои глупые рассуждения. Какая, на фиг, любовница! Я видел себя в зеркале в прихожей. Бледный, взгляд встревоженный. А от тайных подружек, наверное, возвращаются довольными, как мартовские коты. Там ведь был секс без обязательств. И в таких позах и с такими возможностями, которых на брачном ложе не случается.

На нервной почве достаю из холодильника начатую когда-то бутылку коньяка и начинаю пить. Одну рюмашку, другую… Катюши на кухне нет, она гладит белье в большой комнате. Когда возвращается, я уже довольно пьян.

– Когда только успел? – удивляется Воробышек, отправляя пустую бутылку в мусорное ведро. – И как ты на работу завтра поедешь?

– Как-нибудь, – отвечаю и иду спать. Кончились мои силы душевные и физические. Столько событий за несколько дней, и буквально одно за другим. У меня ощущение, что кто-то пытается затащить меня в пропасть, или это нетрезвый мой разум придумывает?

Следующий день проходит, словно в тумане, а на другой нам в черных одеждах приходится отправляться на кладбище – хоронить Макса. Его родители давно умерли, а других родственников я не знаю. Потому нам с Катей пришлось всё взять на себя. Особенно – учитывая завещание друга. Теперь я был должен проводить его достойно в последний путь. На кладбище были только мы с женой и наши сотрудники. Кто один, кто с супругой. Набралось человек двадцать.

Потом мы помянули нашего друга в кафе и отправились по домам. Сегодня наша автомастерская не работала. Но когда мы с Катей подъехали к дому и уже собирались подняться в квартиру, навстречу вышел Глеб. Увидев наши скорбные лица и траурные одеяния, удивился и спросил вкрадчивым голосом:

– Сергей, что у вас случилось?

– Друга убили, – ответил я хмуро.

– Друга?

– Макса, моего друга и бизнес-партнёра.

– Примите мои соболезнования, – сказал Глеб. Мы с женой кивнули молча и пошли домой. Всё-таки мерзкий тип этот сосед. Вроде бы старается быть искренним, а голос такой, словно ему глубоко наплевать. Он лишь произносит текст, но думает совершенно иное.

На этом, однако, наш путь в квартиру снова прерывается.