В тот вечер после ужина дон Ригоберто спросил Фончито, сильно ли он устал.

— Я не устал, папа. А почему ты спрашиваешь?

— Я бы хотел поговорить, если ты не против.

— Ну, если это не про Эдильберто Торреса, то я с удовольствием, — ответил Фончито с хитрецой. — Я больше его не встречал, так что успокойся.

— Обещаю, наш разговор будет не о нем. — Ригоберто, как в детстве, сложил пальцы крестиком, поцеловал и поклялся: — Богом клянусь.

— Не упоминай имени Господа всуе, я ведь верующая, — напомнила донья Лукреция. — Идите в кабинет. Я скажу Хустиниане, она принесет вам мороженое туда.

Пока они ложечка за ложечкой смаковали мороженое из лукумы, Ригоберто исподтишка подглядывал за сыном. Фончито сидел нога на ногу, ел медленно и казался погруженным в свои мысли. Да, это уже не мальчик. Когда он начал бриться? Кожа у него была исцарапанная, волосы разлохматились. Фончито мало занимался спортом, но выглядел как спортсмен: у него было стройное тело атлета. Настоящий красавец, девчонки должны по такому с ума сходить. Все так говорят. Однако сам Фончито, похоже, не интересовался подобными пустяками, его больше занимали галлюцинации и религиозные проблемы. Хорошо это или плохо? Хотел бы он, чтобы сын его рос нормальным ребенком? «Нормальным?» — спросил себя Ригоберто и представил, как Фончито говорит на обезьяньем сленге, глотая слоги, как затягивается косячком, нюхает кокаин или закидывается таблетками экстези в дискотеке на сотом километре Панамериканы, — именно так ведет себя золотая молодежь Лимы. По спине Ригоберто пробежали мурашки. В тысячу раз предпочтительнее, чтобы мальчик видел призраков или даже самого дьявола и писал эссе о природе зла.

— Я прочел твои записи о свободе и зле, — приступил к разговору Ригоберто. — Тетрадь лежала на твоем столе, и меня разобрало любопытство. Надеюсь, ты не будешь сердиться. Честно скажу, твоя работа меня сильно удивила. Она очень хорошо написана, и мысли в ней высказаны такие личные. Это по какому предмету задали?

— По словесности. — Фончито и не думал обижаться. — Профессор Итурриага задал нам сочинение на свободную тему. Но только это пока черновик. Мне еще нужно кое-что поправить.

— Я удивился, потому что не думал, что тебя настолько интересует религия.

— Моя работа показалась тебе религиозной? — переспросил Фончито. — По мне, так она скорее философская. Впрочем, не знаю, философия и религия всегда смешиваются. А ты, папа, никогда религией не интересовался?

— Я учился в «Реколете», а там преподавали священники. Потом — в Католическом университете. Я даже был какое-то время в руководстве «Католического действия», вместе с Пепином О’Донованом. Разумеется, в юности религия меня интересовала. Но однажды я утратил веру, и это было навсегда. Полагаю, что я утратил веру, как только начал думать. Верующему много думать не подобает.

— Так, значит, ты атеист. Ты веришь, что ни до, ни после этой жизни ничего не существует. Это ведь и означает быть атеистом?

— Мы сейчас уходим в темные глубины, — предупредил дон Ригоберто. — Я не атеист, атеист — он тоже верующий. Он верит, что Бога нет, разве не так? Я, лучше сказать, агностик, если нужно хоть как-то меня называть. Человек, который объявляет о своей растерянности, который не способен поверить, что Бог существует или что Бога не существует.

— Ни два ни полтора, — рассмеялся Фончито. — Это очень удобный способ увильнуть от проблемы, папа.

Смех его был свежий, здоровый, и Ригоберто подумал: какой хороший паренек! Он переживает подростковый кризис, страдает от сомнений и неуверенности по поводу того и этого света, что говорит в его пользу. Как бы хотелось ему помочь. Вот только чем, чем тут поможешь?

— Что-то вроде этого, хотя шутки здесь неуместны, — согласился Ригоберто. — И вот что я тебе скажу, Фончито: я завидую верующим. Не фанатикам, конечно, — эти внушают мне ужас. Истинно верующим. Тем, кто имеет веру и старается устроить свою жизнь в согласии со своими верованиями. Спокойно, без кривляния и фиглярства. Таких людей я знаю немного, но все-таки они есть. И они, на мой взгляд, достойны зависти. Кстати, а ты — верующий?

Фончито перестал улыбаться и подумал, прежде чем ответить.

— Мне хотелось бы побольше узнать о религии, ведь меня ничему не учили. — Мальчик ушел от прямого ответа, в его словах прозвучал легкий упрек. — Вот почему мы с Курносым Пессуоло записались в кружок по чтению Библии. Мы собираемся по пятницам после уроков.

— Замечательная идея, — обрадовался дон Ригоберто. — Библия — чудесная книга, ее должны читать все, как верующие, так и неверующие. Прежде всего для общей культуры. Но также и для того, чтобы лучше понимать мир, в котором мы живем. Многое, что происходит вокруг нас, прямо или косвенно исходит из Библии.

— Ты об этом хотел поговорить, папа?

— Вообще-то, нет, — сказал дон Ригоберто. — Я хотел поговорить с тобой об Исмаэле и о нашей скандальной ситуации. Эту историю наверняка и в твоей школе обсуждают.

Фончито вновь рассмеялся:

— Меня тысячу раз спрашивали, правда ли, что ты помог ему жениться на его кухарке, как об этом пишут в газетах. В блогах в связи с этой историей то и дело упоминают о тебе.

— Армида никогда не была его кухаркой, — уточнил дон Ригоберто. — Скорее, экономкой. Она занималась уборкой и содержанием дома, особенно с тех пор, как Исмаэль овдовел.

— Я пару раз бывал у него в гостях, но Армиду совершенно не помню. Она, по крайней мере, красивая?

— Представительная, скажем так, — ответил Ригоберто на манер царя Соломона. — И разумеется, гораздо моложе Исмаэля. Не вздумай верить всем этим газетным бредням. Что он был похищен, что он спятил и не отвечает за свои поступки. Исмаэль вполне в своем уме, вот почему я согласился быть его свидетелем. Конечно, я не подозревал, что скандал разразится такой грандиозный. Но в общем, и это наладится. Я хотел тебе сказать, что в страховой компании заморозили мою пенсию. Близнецы заявили на меня в полицию: объявляют в пособничестве похищению, которого не было. Так что сейчас адвокаты и судебные повестки держат меня в Лиме как на привязи. Вот о чем я говорю. Наступили тяжелые времена, и, пока все не разрешится, нам придется немножко затянуть пояса. Ни в коем случае не следует проживать все сбережения, от которых зависит наше общее будущее. И в первую очередь — твое. Я решил поставить тебя в известность.

— Ну разумеется, папа! — ободряюще воскликнул Фончито. — Не беспокойся. Если нужно, можешь пока не давать мне карманных денег.

— Все не так плохо, — улыбнулся дон Ригоберто. — На карманные расходы тебе хватит, даже останется. А что говорят об этой истории твои учителя и одноклассники?

— Подавляющее большинство, конечно, за близнецов.

— За гиен? Сразу видно, они с ними незнакомы.

— Дело в том, что они расисты, — спокойно объяснил Фончито. — Они не могут простить сеньору Исмаэлю, что он женился на чоли. Считают, что никто в здравом уме на такое не способен и что Армида мечтает только о деньгах. Ты не представляешь, папа, сколько раз мне пришлось подраться, защищая брак твоего друга. Меня поддерживает только Пессуоло, но больше из дружбы, а не потому, что уверен в моей правоте.