майора Малкина, с ним вообще вам разговаривать смысла нет: в армии был политруком, в производственных вопросах не разбирается и только мешает работе по восстановлению завода.

— А вы-то откуда это знаете? — прищурившись, спросила Таня.

— Так отец мой мастером на заводе до войны был, а я сюда и назначен был чтобы после ранения поправиться на домашних харчах…

— А с кем там разговаривать можно?

— С главным инженером Березой, только он сейчас болен.

— Болен — это значит еще не помер. А у вас телефонная связь с Москвой есть? Ну, хотя бы с Головановым?

— Товарищ подполковник, вы бы еще про связь с товарищем Сталиным спросили. Хорошо еще, что городской телеграф в апреле запустили.

— Печально… и обращайтесь ко мне просто «Таня», а то «товарищ подполковник, товарищ подполковник»… вы дольше звание произносите, чем нужные слова.

— Тогда я — Максим.

— А по отчеству? Вы же меня вдвое старше.

— Хм… Максим Федорович.

— Да, так лучше будет. У вас на аэродроме еще дела есть? Я имею в виду неотложные дела?

— Откровенно говоря, и неотложных немного: ваш самолет первым за две недели прилетел. Ремонт зданий и ангаров выполняется потихоньку, мне солдат подгонять не приходится. А что?

— Тогда поедете вместе со мной к этому главному инженеру, и отца вашего захватим.

— К Березе поехать не проблема, а вот где отца моего искать на заводе…

— Тогда едем без него. Ира, достань мою сумку, самолет заправить, в комендатуре вам с Верой на довольствие встать… и все, сидите, отдыхайте, наслаждайтесь природой. Когда домой полетим, не знаю, но подозреваю, что несколько деньков нам тут придется попрохлаждаться.

Инженер Береза действительно было болен, настолько болен, что Таня Ашфаль решила, что без срочной медпомощи на местном кладбище новая могилка могла появиться еще до конца недели. Все же длительное недоедание человеку возрастом явно за шестьдесят здоровья не прибавляет — а прогрессирующая мышечная дистрофия, неизбежная в таком состоянии, быстро приближает человека к завершению его земного существования. Да и сердцу биться становится все труднее — однако с регенератом-три перспективы уже не кажутся настолько мрачными.

Таню инженер встретил, сидя в плетеном кресле и укрывшись, несмотря на жару, каким-то сильно вытертым пледом — но, приняв полстакана «витаминного коктейля», слегка взбодрился и очень подробно рассказал ей про заводские дела. Причем «политруковское прошлое» нынешнего директора его уже не пугало: очевидно, он и сам считал, что долго не протянет, а потому не боялся говорить очень неприятную, но правду.

— Ну что же, огромное вам спасибо, Сергей Николаевич, перспективы завода мне теперь ясны. Но, что важнее, они ясны и вам, так что сделаем так: директором мы назначим вас, пока по совместительству, ведь другого человека на вашу нынешнюю должность у нас пока нет…

— Девушка, не говорите чушь. Если вы не заметили, то я едва передвигаюсь и, уверен, что вряд ли доживу хотя бы до июля…

— А если вы не заметили, то обращаю ваше внимание вот на эту красивую висюльку, — Таня ткнула в висящий на груди орден. — Этим орденом награждаются исключительно врачи, причем награждаются, если не предаваться ложной скромности, за выдающиеся заслуги в части излечения человеков. Я не просто заметила, что вы больны, но уже и диагноз точный поставила, и программу вашего излечения составила. Сегодня вы еще дома отдохнете, а я еще пару раз заеду и кое-какие микстурки вам дополнительно дам. А уже завтра вы сможете и ходить самостоятельно, и на подчиненных орать. Последнее, впрочем, не обязательно… Максим Федорович, сейчас возвращаемся на аэродром, а потом я все же воспользуюсь мотоциклом: мне что-то захотелось на окрестности поглядеть, вздохнуть воздуха деревенского. То есть на аэродром, потом на телеграф, а потом на мотоцикл…

На аэродроме комендант сильно удивился, услышав, как Таня командует:

— Ира, уже подкрепилась, ты одна домой долететь сможешь? Отлично, тогда сейчас летишь, забираешь у меня в госпитале полевой набор номер пять, с собой захватываешь Яну Зеленову — это врач у нас практику проходит, штурманом Марину — и назад. Точнее, сама штурманом назад летишь — хоть отдохнешь немного, а Марина пусть пилотирует. Ивану Михайловичу вот это письмо отдашь, а товарищу Берцеву — вот этот пакет. Берцеву — лично в руки, тебя на завод не пустят, вызовешь его с проходной.

— А если он не выйдет?

— Выйдет, скажи, что пакет от меня срочный. А если его просто на заводе нет — зови Курятникова…

Но когда майор в ответ подполковнику лишь кивнула и пробормотала что-то вроде «ладно, поняла, уж не последняя я и дура», он не выдержал:

— Товарищ майор, как вы обращаетесь к старшему по званию?

— Максим Федорович, — тут же вмешалась Таня, — она все правильно делает. Я же уже в отставке, хотя и с правом ношения формы.

— Ну, извините, товарищ майор. Хотя все равно непорядок… — и, обращаясь уже к Тане, сообщил: — А я-то все понять не мог, почему летчика послали с заводом разбираться, да еще приказом Устинова…

— Посылают тех, кому доверяют. Теперь Вера: вот тебе деньги, тут немного, всего тысяча — твоя задача купить сколько денег хватит кур. Будем бульон варить, больных выхаживать. Да, Ир — крикнула она уже поднимающейся в самолет летчице, — когда подлетать к нам уже будешь, отдельно у фрицев запроси, чтобы они в самолет и пяток кур живых погрузили. Максим Федорович, можно лейтенанту на пару часов вашу машину взять?

— А вы?

— А я на мотоцикле покатаюсь, в окрестных селах погляжу, где еще диетической курятиной разжиться можно: из Коврова-то мы кур не навозимся, а рабочий комбинезон в пыли испачкать не жалко…

Лейтенант Харитонов сильно не выспался, но то, что рассказывала очень молодая девушка в форме подполковника ВВС, всю сонливость прогнала:

— Я думала, что он просто присосавшийся к партии дурак, но что-то мне подсказывает, что так считать было бы ошибкой. Заведующая ОРСом при заводе — родная сестра его жены, и там — с явного одобрения этого проходимца — творятся дела весьма любопытные. Например, ОРС получил десять дней назад две туши коров, но в столовой мясо это не появилось. А вот на рынке мясо было, хотя в селах для забоя скотины время не самое лучшее. Кстати, посмотрите во внутренних накладных завода, что-то мне подсказывает, что по документам все это мясо было отправлено как раз в столовую…

— Что именно подсказывает?

— То, что в них написано. Я их поглядела… незаметно.

— Понятно…

— Это хорошо что понятно. Вы один сюда из Ростова приехали?

Лейтенант НКГБ при этом вопросе поморщился, вспоминая, как полночи провел в кабине попутного паровоза:

— Когда такое руководство срочное задание выдает, то понятно, что дело будет не самое простое. Со мной шесть человек, двое раньше в СМЕРШе служили, да и остальные не промах…

— Но вы, товарищ лейтенант, постарайтесь все же без стрельбы обойтись. Важно, причем для всех в городе это важно, чтобы состоялся открытый суд над расхитителями социалистической собственности, а мне кажется, что если все проделать быстро… я, как вы первичную проверку документов проведете и виновных арестуете, специально в райком зайду, попрошу поспешить, чтобы суд состоялся до отмены военного положения в стране. Статьи-то получаются расстрельные?

— Вот умеете вы в авиации все по полочкам разложить! Не волнуйтесь, к обеду все сделаем.

Вечером, перед погрузкой в самолет, Ира сердито выговаривала Тане:

— Опять всю ночь не спала? Глаза у тебя красные…

— Спала, а глаза — тут дороги на самом деле очень пыльные. Я по деревням окрестным прокатилась, договорилась с мужиками, чтобы в городскую больницу продукты они привозили не особенно дорого…

— Ага, — рассеялась Вера, — эти мужики за паршивого цыпленка двести рублей просить не стесняются.

— Ты, Вер, не путай лейтенанта авиации с врачом. Яна так с мужиками поговорит, что они тех же кур приносить будут и еще денег приплачивать, чтобы она их взяла. Мужики тут особо не голодают, а вот с лекарствами в деревнях — полная сама знаешь что. Ладно, завод этот ковровцам нужен, и, что важнее, он уже нужен Устинову. Так что, девочки, готовьтесь пересаживаться за штурвалы Ли-2: есть мнение, что рейс Ковров — Сальск уже в июне будет регулярным и вообще ежедневным…

Двадцать третьего в Большом Кремлевском дворце состоялся праздничный обед для офицеров Советской Армии, где Александр Евгеньевич встретился с Михаилом Ивановичем и тот, немного подумав, утром двадцать четвертого разослал по обкомам постановление Президиума Верховного совета