Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ксюш, а Вероника и их компания уже проходили допрос? Или еще нет?
– Не было всего выпускного курса и Вероники. Может быть, их опросили вчера или опросят позже? Честно сказать, я об этом не думала.
«Чем же выпускники заслужили особое отношение?» – подумала я, но так и не смогла найти ответ. Правда, я не знала всех выпускников в лицо и не могла с уверенностью сказать, что их тут нет. Из них я общалась лишь с Владом, Яном и Яной. Вероника и Тема формально учились на втором курсе и должны были проходить испытания этой зимой. Группа же Влада состояла из десяти человек. Четырех девчонок и шести парней. Они держались кучкой и практически не приближались к второкурсникам. В этом плане Влад, Ян и Яна выгодно от них отличались – эта троица было значительно общительнее своих молчаливых надменных сокурсников.
Впрочем, я лукавила. Была и вторая группа выпускников. Те, кого не допустили к зимним экзаменам в прошлом году. Они учились отдельно, и с некоторыми ребятами я даже общалась.
Оглядевшись, я заметила светловолосого смешливого Олега с низким, похожим на небольшой шкафчик другом; нескольких девчонок, с которыми мы лишь изредка здоровались в столовой, и угрюмого, но чертовски симпатичного Макса, сидевшего в стороне. Значит, разрешение не приходить на допрос получила только местная элита. Странно.
Сначала я боялась, как и остальные. Ужас парализовал, особенно когда из кабинета выскакивали заплаканные однокурсники. А потом я банально устала бояться.
– Он знает все-все, – всхлипнула Маринка и присела рядом с нами на пол. Ее руки дрожали, а лицо было белым, словно мел. – Будто видит тебя насквозь. И взгляд у него какой-то жуткий… Змеиный. Брр-р. Я не хочу здесь оставаться, – шмыгнув носом и вытирая платком слезы, заключила она.
Маринка собиралась встать, но Ксюха ее остановила.
– А о чем он хоть спрашивает? Что пропало-то?
– Странно все… – Маринка достала из сумочки зеркало и начала тщательно вытирать потеки туши со щек. – Анатолий Григорьевич так и не сказал, что пропало. Нес какой-то бред про змей. Спросит и смотрит в глаза, даже ответ не слушает. Ты рассказывать начинаешь, а он за руку хватает, глаза закатывает и молчит. Потом неожиданно рычит: «Врешь!» И начинает сам рассказывать правду…
– Какую правду? – напряглась я.
– Он не спрашивает о том, брала ли ты что-то у него в кабинете накануне. Только просит рассказать про вчерашний вечер. И соврать невозможно. Я попыталась кое о чем умолчать, но он все равно узнал, – покачала головой девушка и покраснела.
Мы не стали спрашивать, о чем она не хотела говорить директору.
Рассказ Марины мне совсем не понравился. Если Анатолий Григорьевич действительно может узнать, чем мы занимались вчерашним вечером, то о путешествии по подземельям умолчать не получится. Похоже, дело было совсем не в краже, а в том, что я оказалась там, где не следовало. С каждой минутой я убеждалась в этом все сильнее.
Влад мне врал, только вот в чем именно? Где сон, а где реальность? Я запуталась и не могла понять, что творится вокруг. Версия Влада была реальной, но я не собиралась игнорировать собственные воспоминания и чувства, поэтому сейчас находилась в прострации. Не получалось даже адекватно оценить ситуацию. Было страшно, но не до такой степени, чтобы развернуться и сбежать.
Когда эта мысль пришла в голову, в дверях появилась Елена Владленовна. И вызвала в кабинет директора меня.
Глава 24
Допрос с пристрастием
Бледная Ксюха вышла от Анатолия Григорьевича и поплелась в комнату, не проронив ни слова. Я отправилась в кабинет, как на заклание.
Во-первых, боялась, что вскроется правда о моих запретных путешествиях по катакомбам – все, кто уже побеседовал с директором, заявляли, что Анатолий Григорьевич видит человека буквально насквозь. Никому не удалось утаить ни ночных посиделок, ни запрещенных карточных игр, ни романтических встреч в лесу. Наверное, я тоже не смогу скрыть вечерние приключения. Но если Влад прав и внизу нет ничего сверхъестественного, максимум, что меня ожидает – это отчисление. А к нему я была готова. Все равно планировала утром сбежать и никогда больше не возвращаться в лицей.
Во-вторых, я слишком хорошо помнила отвратительное самочувствие после прошлого разговора с директором. А потому невольно готовилась снова испытать головокружение, тошноту и слабость.
К счастью, мои опасения не подтвердились. Сегодня присутствие Анатолия Григорьевича не действовало так угнетающе, как в прошлый раз. Ложь далась проще чем обычно и не вызвала подозрений. Я спокойно рассказала, что вчера сначала готовилась к сегодняшним парам, а потом легла спать и из комнаты не выходила. Выдержала долгий и недоверчивый взгляд, после чего получила разрешение уйти.
Когда поднялась со стула, заметила, как сильно дрожат колени. Похоже, я переоценила собственные силы. Идя к двери, спиной чувствовала взгляд Елены Владленовны. Не удержавшись, повернулась. Помощница директора смотрела так, словно раскусила мою ложь, но почему-то промолчала. Лишь задумчиво закусила губу.
– Скажи оставшимся в холле, пусть полчасика погуляют. Мы сделаем небольшую кофе-паузу, – бросила она мне вслед.
Я поймала настороженно-недоуменный взгляд Анатолия Григорьевича, кивнула и выскочила в коридор. С одной стороны, я радовалась, что все обошлось, а с другой – испытывала неясное беспокойство. Вполне возможно, неожиданная кофе-пауза связана со мной. Вдруг ложь все же раскусят? У Елены Владленовны был слишком недоверчивый взгляд.
Катурин-старший
– В чем дело, Елена? – недовольно нахмурился Анатолий Григорьевич, дождавшись, когда за Алиной закроется дверь. – Возникли проблемы?
– Меня настораживает эта новенькая… – Она подошла к столу и уселась на край, закинув ногу на ногу. – Вся такая белая и пушистая. Мишки Тедди, розовые сердечки, голубые глупые глазки… Девочка-ванилька…
– И что не так? Таких, как она, море. Пища для настоящих сильных хищниц. В пищевой цепочке важно каждое звено.
– Не скажи. Она отличается. И ее слабость – особенная. Та, которая при должном умении может обернуться серьезным оружием. Я и сама по молодости пользовалась подобной маской. За внешней ванильностью часто скрывается большее. Понимаешь, такие милые с виду девочки очень опасны. Как правило, они неглупы. Их все любят, и лишь единицы воспринимают всерьез. Но именно