Мы с Машей тайно обвенчались. Тянуть нельзя было: ребеночка на Святки ждем… Думали сразу отцу открыться, да все откладывали, боялись. А тут вдруг мармазетка постаралась…

— Даша?

— Ну да! Маленькая паршивка подслушала наш с Машей разговор, сразу все смекнула и бегом к папеньке! Так, мол, и так: наша Маша скоро станет мамашей! С отцом чуть удар не случился.

Державин слушал с улыбкой. История Николая показалась ему готовым сюжетом для водевиля. Однако надо было спасать друга.

— Не горюй! Все образуется. Алексей Афанасьевич — мой сослуживец и приятель. Хочешь, я поговорю с ним?

— Ох, спасибо, Гаврила Романыч! — воскликнул Львов. — Скажи ему, что я — столбовой дворянин старинного тверского рода, и состояние у меня приличное, и связи, и умом Бог не обидел!

— Скажу, скажу! Ступай уж…

Окрыленный надеждой, Львов направился было к двери, но у порога остановился.

— Ах да, забыл твою оду!

— Бог с ней, потом…

— Нет-нет, давай, почитаю на досуге. Ты, Романыч, пишешь тяжело, но в твоих стихах есть что-то настоящее, честное…

Львов был ярым приверженцем принципа Аристотеля: "Подражай природе!" В стихах Державина, несмотря на некоторые их несовершенства и тяжеловесность, он чувствовал дыхание естественной жизни, пробивающееся сквозь застарелые каноны классицизма. И всегда говорил, что в их литературном кружке Державин — самый талантливый.

***

Через неделю, в воскресенье, Львов снова появился у друга и кинулся ему на шею:

— Романыч! Ты — волшебник!

Решив, что тот благодарит его за успешную беседу с обер-прокурором, Державин скромно ответил:

— Пустое! Господин Дьяков — разумный человек, он сразу все понял.

— Да я не о Дьякове, а о твоей новой оде! Она бесподобна! Это прямой переворот в стихотворчестве! Я сражен!

Он упал в кресло и стал шутливо обмахиваться, словно веером, каким-то журналом. Державин молча глядел на него, не зная, что сказать. Николай вскочил и усадил его в кресло.

— Присядь, Романыч, чтоб не упасть. И полистай сие издание. Впрочем, листать не надо, начинай сразу с первой страницы.

Николай сунул ему в руки свежий номер журнала "Собеседник любителей российского слова", редактором которого была княгиня Екатерина Романовна Дашкова, директор петербургской Академии наук.

Журнал открывался одой Державина "Фелица"!

И пока поэт ошарашенно глядел на неожиданную публикацию своего произведения, Николай рассказал, как принес его рукопись в редакцию "Собеседника" и как Екатерина Романовна, читая, восклицала: "Ну, мурза! Ну, черт полосатый!" А потом распорядилась немедленно сдать оду в набор и поставить ее в журнале первой. А свою собственную статью велела напечатать следом за ней.

— Ты только представь! — распалялся Львов. — О твоем творении скоро узнает вся просвещенная Россия! Быть может, в этот самый миг ее читают Херасков, Княжнин, Фонвизин и даже сама императрица…

— А также Потемкин, братья Орловы…

— Не трусь, сейчас другие времена! Побегу к Капнисту — он еще ничего не знает!

Когда Львов убежал, Державин долго сидел в кресле, размышляя и перечитывая свою так неожиданно вышедшую в свет оду. Он не знал, радоваться ему или огорчаться. Николай, конечно, шельма, что напечатал "Фелицу" без его ведома. Но все-таки приятно… Вряд ли у самого автора хватило бы духу отнести оду в "Собеседник" — самый известный журнал Петербурга.

Он перевернул несколько пахнущих типографской краской страниц и увидел статью Дашковой. Она называлась: "Послание слову ТАК" и была написана прозой и стихами. Взгляд Державина задержался на строчках:

Лишь скажет кто из бар: "Учение есть вредно,

Невежество одно полезно и безвредно".

Тут все поклонятся — и умный и дурак —

И скажут, не стыдясь: "Конечно, сударь, так!"

Державин усмехнулся, невольно отметив слабую рифму: "вредно безвредно". Ну а в целом недурно… Эх, будь что будет! Николай прав: чего ему бояться? Не те нынче времена, чтобы за вольнодумство тащить поэтов на правеж.

***

Шел день за днем… Державин ждал хоть какого-то отклика на свою оду, но, кроме восторженных поздравлений Львова, Капниста и Хемницера, ничего не получил. Молчал Херасков, молчали Фонвизин, Богданович, Княжнин… Молчали и его сослуживцы в Сенате. Более того, вместо славы на Державина неожиданно обрушилась большая неприятность. В департаменте государственных доходов, где он служил, обнаружилось сокрытие крупной денежной суммы. Державин, имея опыт агента следственной комиссии, сам провел расследование и вывел одного из чиновников на чистую воду, после чего доложил о происшествии генерал-прокурору Вяземскому. Но тот, вместо благодарности, схватился за голову: виновник приходился ему родным племянником и, как позже открылось, не раз совершал подобные преступления.

— Что вас подвигло лезть не в свое дело? — простонал Вяземский.

— Дело, о котором вы изволите говорить, Александр Алексеевич, входит в круг моих обязанностей!

— Вы понимаете, что ваше разоблачение ставит пятно на Сенат?

— Пятно поставил не я, а тот, кто совершил подлог.

Князь метнул на него яростный взгляд. Ишь ты! На все есть ответ! Морщины на его бугристом лбу волнообразно зашевелились, выдавая работу мысли. Усилием воли он заставил себя успокоиться и даже состроить что-то вроде улыбки.

— Чего уж теперь искать виноватого… Следует думать, как выйти из положения! — Он помедлил с минуту и неожиданно предложил: — Нам, Гаврила Романыч, надобно обсудить сей вопрос вечерком, за чашкой чая. Окажите честь визитом! Поужинаем, заодно и потолкуем.

Вечером Державин отправился к Вяземскому. Князь был воплощением любезности и за рюмкой вишневой наливочки пытался склонить Державина на свою сторону, обещая покровительство и повышение в чине.

— Зачем ходить вокруг да около? Заберите свой рапорт — и через неделю вы получите новый чин! Недостачу покрою сам. И бумаги выправлю!

Наливка Державину понравилась, а предложение — нет.

— Не могу, ваше превосходительство… Мне отец, умирая, сказал: "На небе — Бог, а на земле — закон".

— Да законы-то люди пишут!

— По Божьему наущению. Тому пример — "Наказ" нашей государыни императрицы.

Спорили они долго, но так ни к чему и не пришли. Под конец усталый и мрачно-пьяный генерал-прокурор обещал превратить службу Державина в такой ад, что тот сам запросит отставку. Как раз в эту минуту вошел слуга и объявил, что к господину Державину явился курьер.

— А почто он ищет его в моем доме? — вспылил князь.

— Помилуйте, ваше сиятельство! Посыльный искал господина Державина на его квартире, но там ему сказали, что он к вам поехал…

— Ладно, зови!

Вошел гвардеец и, лихо щелкнув каблуками, громоподобно провозгласил:

— Милостивые государи, имею поручение к мурзе Державину!

На несколько мгновений воцарилось молчание. Опомнившись, Державин шагнул вперед:

— Это я… С чем пришел, братец?

— Приказано вручить пакет, ваша милость! — доложил бравый курьер,