Якут бросил в одноглазого камень — и не попал. Двое чичей зашли в воду, но Якут от них отбился, ушел глубже, нырял, доставал камни, бросал.

И полосатые поднялись — молча, все, никто нами не командовал.

— Сидеть! Сели, я сказал!

В Али полетели камни.

Чичей, которые сдуру сунулись за Якутом, повалили и затоптали.

— Сюда, сюда идите! — позвал Али тех, кто грузил лодки.

Чичи побежали на подмогу, но камни их остановили. Если 200 человек бросают в тебя камни, так просто не прорвешься.

— Уходим! — заорал одноглазый, но было поздно.

Камни попали одноглазому в головенку его маленькую, в грудь, в колено. Он опустился на четвереньки и уже не смог подняться. К нему подбежал рослый парень со шрамом через все лицо и прыгнул на спину, наступил на шею, сломал.

Обезьян вышел вперед и бросал валуны, их и поднять было невозможно, а он бросал. Дальше от берега галька становилась мельче, ноги в ней вязли, и один из чичей не успел отскочить, валун проломил ему грудь, он так и остался лежать придавленный, дергался под валуном, ладонями стучал, рот открывал.

Чичи тоже бросали камни и тоже попадали. У них это получалось лучше, чем у скованных, но их было намного меньше.

Али решил схитрить, бросил под ноги топор, показал пустые ладони.

— Чего нам делить, ребята? Мы никому не хотим зла. Просто хотим порыбачить. — И своим крикнул: — Эй, сети берите! Сети забыли.

Но толпа уже поняла свою силу, не остановить.

Али оглянулся. До лодки ему далеко, не успеть. Побежит — догонят и затопчут, как топчут сейчас раненых.

— Вперед! Или умрем!

Али повел чичей в атаку, но под камнями собраться вместе и идти стенкой было невозможно, пришлось идти врассыпную, увертываться, перебегать, прятаться за валунами. Толпа приблизилась, захлестнула, и вот уже каждый махал топором в одиночку.

Сипа убил Али его же тупым топором, раскроил лоб. Он сел на тело, разломал руками треснувший череп и, пуская слюну, надавливал пальцем на мозг, отпускал, опять надавливал.

Обезьян с разбегу прыгал на раненых.

Толя Слесарь убил кого-то и не мог остановиться, лупил камнем мертвого, ослеп от брызжущей в лицо крови.

Нескольким чичам все же удалось вырваться. Подбадривая себя криками, они оттолкнули лодку, сели, веслами отогнали преследователей.

Лодка отошла от берега. Чичи орали, радовались, что живы.

Очнулся чич, которому Моряк разбил голову в самом начале драки. Он вошел в воду, закричал, чтобы его подождали, из лодки закричали ему, чтобы плыл. Он пытался плыть. Ледяная вода обездвиживала, сбивала дыхание. Мы понимали, что он утонет, но все равно бросали камни — так просто, на интерес, как бросают камни дети, чтобы посчитать круги на воде. Далеко он не уплыл, волны подхватили судорожное тело, закрутили, выбросили на берег, измазали пеной.

А до лодки с чичами камни не долетали.

— Подвахтенным зайти в дизельный отсек! Продуть балласт. Дизелями самый полный вперед! — Моряк подбежал к другой лодке, попытался сдвинуть к воде, не смог, закричал, чтобы помогли.

Но гнаться за беглецами никто не захотел. Волны высокие, от воды холодом тянет — ну их, сами сдохнут как-нибудь. Никто Моряку не помог, и он, передохнув, начал увлеченно копаться в загруженных чичами вещах, набил рот арахисом.

Я подошел к брезенту.

Ключи были аккуратно разложены, спасибо сортировщикам и счастливого им пути в ад.

— Всем тихо! Я буду выкрикивать номера. Подходите по одному, показывайте бирки.

Кто-то дурной, с залитым кровью лицом, бросился к ключам, но я схватил его за робу, повернул, ударил кулаком по затылку. Больше никто не наглел, встали вокруг.

Я поднял ключ.

— 1-й у кого?

— У меня, — отозвался Якут.

Подошел, показал бирку, я отдал ключ. Ему помогли снять наручники.

— 2-й у кого?

— У меня! — раненый какой-то, еле стоит.

До 8-го ключей не было, но после опять шли по порядку.

8-й?

Никто не откликнулся, вряд ли не услышал, убили, наверное.

9-й?

— Мне давай! — еще один окровавленный протиснулся.

И так постепенно освобождались. Никто не торопил меня, свой номер не подсказывал, молча ждали, получали ключ и молча уходили.

Тихо было. Изредка беглецы орали нам что-нибудь обидное. Но на них не смотрели, пока лампа не вспыхнула.

Когда они доплыли до оранжевого буя, внутри вспыхнула мощная лампа, свет отразился от мокрых скал, от галечного серого пляжа, от ледника, от лодки, от бараков и заставил всех, кто видел вспышку, унять в глазах оранжевые проблески.

Один из чичей с испугу размахнулся веслом, ударил по бую, весло отскочило от прочного пластика, но чич ударил сильнее, и теперь уже по красной большой кнопке, и разбил ее. Оранжевый свет погас, и в лодке закричали победным криком. Сразу за буем лодку подхватило течение, она понеслась вперед, и можно было не грести. Чичи запели веселую песню про мандарины и девушку Марину, от которой все мужчины хотели откусить половину, наверное, буй показался им похожим на мандарин.

Я подумал, не лучшая песня, чтобы ее в море возле Новой Земли петь. Им бы не веселиться, а соображать, как выжить.

Примерно в 300 м от берега лодка попала в широкий водоворот. Чичи смолкли, налегли на весла. Лодка не слушалась, зарывалась то бортом, то носом. Течение становилось все сильнее. Не знаю, как им, а нам стало ясно, маши или не маши веслами, пой или молчи, а без мотора они не уплывут никуда.

Течение развернуло лодку по волне и потащило на ледник. Бросайте весла, молитесь, четки перебирайте, жизнь вспоминайте, прокляните кого-нибудь, кого еще не прокляли. Веслами махать — не лучший способ истратить последнюю минуту жизни.

Под ледником волны выточили огромную пещеру. В глубине вода закручивалась, вспенивалась и возвращалась на поверхность мутным белым потоком. Чичи гребли, боролись за жизнь, им удалось продержаться несколько секунд, но течение было сильнее. Это была пещера смерти, вход в Аид.

Лодка зарылась кормой в белую воду, высоко задрался ядовито-розовый нос. Чичи закричали, им было страшно там, в пещере под ледником. Так громко не могут кричать люди, разве что оперный певец-уникум из «La Scala» или победитель Зальцбургского фестиваля так может, но в пустом зале, иначе зал оглохнет.

Мокрый ветер поднял последний крик, порвал, принес нам обрывок. Лодка крутанулась в последний раз и пропала под ледником. На поверхности не осталось ничего.

— Без мотора не удрать. Что скажешь, Иван Георгиевич?

Ничего не скажу. Понятно, что не дурак выбрал место для колонии, хороший работник, работу свою выполнил. Не толстый координатор и не Марта — этим ничего нельзя поручить, любое дело провалят.