— В смысле, ненадолго? — оторопела я.

— Не сможет тут Валенуэль, — вздохнула мать. — Тесно ему, жмет ему в плечах долина. Сегодня он счастлив, а завтра заскучает. Ну и репутация… Я не хотела, чтобы кто-то знал, но Пери, болтушка, разнесла уже, как сорока на хвосте, что Валь в рабстве был, да еще и у цвергов. Теперь за него ни одну девушку не отдадут, за раба бывшего.

Я хотела было сказать, что не только у цвергов, но прикусила язык. Нечего этим снобам знать, что еще и постельное рабство у Валика было. Если уж их так это волнует.

— Что нас не убивает, то делает сильнее, — задумчиво сообщила я. — Глупые эльфы не понимают, что Валенуэль лучше и чище каждого из них, потому что прошел столько испытаний и остался настоящим.

— Хорошая ты, Лиля, — вздохнула Альвия. — Жаль, что у вас с Валем не сложилось. Ему жена нужна, но не альвийка. Альвийка традиционного воспитания его со свету сживет. Или он ее… придушит невзначай.

Я кивнула, внезапно вспомнив Валика с кинжалом в комнате с лужами крови на полу. Он может. Ну, со своей личной жизнью он теперь без меня разберется, к счастью, я в его планы больше не входила.

В сад заходили альвы, завороженные звуками флейты, кивали Валику и нам, о чем-то тихо разговаривали с хозяином дома, улыбались. Хорошо тут, спокойно. Нравятся мне альвы в целом — красивые, деликатные. Ну, Пери только дура, но может, она еще молодая просто. Впрочем, Валик уже обмолвился, что с сестрой они всегда враждовали — слишком уж разные. Валик ее подруг постоянно подкалывал, а Пери вопила от его шуток как баньши и постоянно ябедничала.

Тихо поскрипывали качели. Поскрипывал снег под ногами приходящих альвов. Поскрипывал зубами озябший Вилли.

— Блинчиков бы сейчас… — тоскливо прошептал цверг. — С мясом.

Мелодия прервалась. Альв смущенно улыбнулся и сказал:

— Я напеку. С мясом не обещаю, а с яблоками и с медом — это с радостью.

Я встрепенулась: блинчики! С яблоками! Наперегонки помчались на кухню, сбросив в прихожей шапки и плащи.

— Я помогу! — взвесила я в руке сковороду.

— Ты гостья, я хозяин, — строго сказал Валенуэль, отбирая у меня тяжелую черную посудину. — Да и соскучился я по готовке.

— А Пери была права, — неожиданно раздался презрительный голос из дверей. — Братец ее совсем честь растерял. Да что уж говорить, раб и есть раб, только прислуживать и привык.

Валик со сковородкой в руках повернулся к вошедшему: чисто как шарнирная кукла, как-то деревянно и натужно.

Красавец. Валик — он миловидный, а этот был по-настоящему красив мужской хищной красотой. Глаза как у кота раскосые, наглые. Улыбка дерзкая. Да и в плечах пошире Валика будет. Крупный альв. Нет, эльф. Противный крупный эльф. По-видимому, это и есть мой несостоявшийся жених Корнуил, во всяком случае, на руке у него висит эта малявка, с победным видом оглядывающая меня. Да божечки мои, мне твой Крокодил и даром не нать, и с деньгами не нать! Говна не держим в доме.

— Повтори, что ты сказал? — ласково попросил Валик затя.

— Я сказал, что истинные мужчины должны быть всегда мужчинами, — победно ухмыльнулся Корнуил, сбрасывая руку жены и делая широкий шаг вперед. — А бывший раб…

Бам-м-мс! Валенуэль коротко, без размаха ударил зарвавшегося альва сковородкой, а потом кокетливо захлопал глазами:

— Вот незадача! А Корнуила-то удар хватил!

— Тепловой? — весело уточнила я.

— Нет, к сожалению. Сковорода не нагрелась. Просто… удар.

— Ты — животное! — взвыла красотка Перниэль. — Как ты мог!

Она бросилась к упавшему мужу, ощупывая его лицо. У того дрогнули ресницы, но он благоразумно делал вид, что все ещё в отключке.

— Лучше бы ты никогда не возвращался, — шипела эльфийка. — Лучше бы ты сдох там в рабстве! Лучше бы тебя плетьми запороли!

— Дамочка, — процедила я сквозь зубы. — Пользуясь случаем напоминаю, что Валик женщину, тем более, сестру, не ударит. А я могу. У меня не заржавеет.

— Конечно, ведь ты наглая, жирная…

— Я тоже могу, — поднялся Вилли.

— Не нужно, — тихо попросил Валенуэль. — Она права. Лучше б я не возвращался. Пойдёмте.

— Куда?

— Не знаю… куда-нибудь. Душно. Иена, что ли, поищем… Что-то его давно нет.

Мы с Вилли поднялись и вышли из эльфийского дома вслед за другом. Валик был явно подавлен. Я догнала его, дотронулась до плеча:

— Валь, ты не виноват. От того, что с тобой что-то случилось, ты не стал хуже или грязнее. Ты по-прежнему прекрасен. Это они… внутри гнилые, понимаешь?

— Да, — спокойно ответил Валик. — И слепые. Все, что выходит за рамки их восприятия, не имеет права на существование. Но мир — он огромный, безграничный. Никогда не понимал, как можно жить тысячу лет и ни к чему, кроме самосовершенствования, не стремиться. Как можно не увидеть моря и гор? Не спуститься в шахту и не подняться на самую высокую башню? Нет, я не против литературы и музыки, я люблю искусство… Но и мир люблю тоже.

— Ты в порядке?

— Я-то да. А этот придурок теперь долго проваляется, — в голосе альва звучит самодовольство. — А хотите, я сыграю вам на флейте?

— Да, — сказали хором мы с Вилли. На самом деле мы уже его флейты наелись, но ему так будет лучше.

— Я тут одно место знаю, — сказал Валик. — Покажу.

Мы сидели на обрыве, свесив вниз ноги, и смотрели на облака. Альв играл на флейте что-то пронзительно-тоскливое, Вилли слушал его с остекленевшими глазами, а я вцепилась ему в рукав, потому что высоты боюсь. Вилли был, конечно, тяжеленьким, я бы даже сказала, весьма приземленным, но удержит ли он меня, если я вздумаю падать? Валик сказал, что тут невысоко. Что внизу — сугробы. Даже если грохнусь, то ничего не сломаю себе. Но все равно неспокойно, да еще попа начала подмерзать. Холод проникал даже сквозь сложенное одеяло. А между прочим, придатки у меня не казенные, мне ещё детей рожать. Я надеюсь. Но встать и уйти было совершенно невозможно: слишком хороша была эта музыка, слишком очаровывала. Да и Валик… Его прямо выворачивало наизнанку.

Сильные руки легко приподняли меня.

— Не замерла? — шепотом спросил Иен, усаживая меня к себе на колени. — Не лето. Красиво играет, стервец!

На руках у Иена тепло и безопасно. Он берет мои озябшие ладони и засовывает себе под куртку. Приходится его обнимать. Сильный. Спокойный. Заботливый. Простить его, что ли? Где я найду мужа, который будет так меня любить? Ошибся парень, поступил дурно. Обманул, предал. Но ведь раскаялся!

Иен гладит меня по волосам. Флейта вгрызается в душу, ворошит забытые моменты: как цверг защищал меня перед князем, как целовал в мастерской, как побрился, потому что я попросила. На "побрился" я споткнулась, потому что сразу же вспомнила и все, что было дальше. В животе ухнуло. Я заерзала, а Иен вдруг крепко сжал меня руками и зашипел: