народов… на следующих условиях: 1) правительство должно быть однородно социалистическим от большевиков до народных социалистов, 2) должно быть федералистическим…, только такое правительство правомочно решать вопросы мира всей России»[379].

Очевидно, к тому моменту, опираясь на дивизии «украинизированного» войска, Рада считала свое положение непоколебимым, или же, во всяком случае – надежным. Она развернула интенсивную кампанию, в ходе которой доказывала, что появление «Манифеста» – это объявление войны Украине, представляла свою борьбу против Советов в Украине и в России как войну между Украиной и Россией, между двумя народами. 5 декабря 1917 г. В. К. Винниченко говорил о «Манифесте»: «Объявление нас «буржуями» – средство борьбы неукраинцев с украинцами. Борьба, которую теперь ведут с нами большевики, борьба национальная… Не Генеральный секретариат, а Совет Народных Комиссаров затеял братоубийственную войну. Но тот, кто поднял меч, от меча и погибнет…»[380]. Обращает на себя внимание и аргументация, к которой прибегнул М. С. Грушевский, анализируя ситуацию, связанную с появлением «Манифеста». Утверждая, что на Украину надвигается вражеское войско, он дальше отмечал: «Оно (войско. – В. С.) уже вступило на украинскую землю и получило приказ, во чтобы то ни стало пробиться к центру нашего государства. Отправляют это войско на нас те же так называемые народные комиссары, которые лицемерно кричат везде и всюду о своей любви к миру. Заключив перемирие на всех фронтах, народные комиссары объявили войну нам…»[381].

Стоит отметить, что в такой атмосфере немалая часть местных большевиков проявила растерянность, о чем свидетельствует и Областной (Краевой) съезд РСДРП(б) в Киеве 3–5 декабря 1917 г. Оказавшись после вооруженных акций Рады 28 ноября – 3 декабря практически беззащитными и опасаясь, что массы могут поколебаться и снова склониться к Центральной Раде, они выражали тревогу за возможное развитие событий как неблагоприятное для себя в военной и политической перспективах[382]. Вместе с тем работа съезда еще раз показала неготовность местных большевиков к войне, о которой каждый день неугомонно твердилось в прессе.

5 декабря 1917 г. СНК рассмотрел ответ Центральной Рады на ультимативные требования и, признав его неудовлетворительным, решил «считать Раду в состоянии войны с нами». Было поручено комиссии в составе В. И. Ленина, Л. Д. Троцкого, И. В. Сталина предпринять активные меры к установлению отношений со Ставкой и издать от имени Совета Народных Комиссаров два воззвания – к украинскому народу и солдатам[383].

Следовательно, в официальных документах, поступающих из обоих лагерей, оказавшихся в противоборстве, состояние отношений характеризовалось именно как война, война между Советской Россией и Украинской Народной Республикой. Однако в действительности ситуация оказалась значительно сложнее.

Пожалуй, больше других это понимали В. К. Винниченко и П. А. Христюк, которые, используя соответствующие документы, совершили попытки подняться к надлежащему уровню сложности в объяснении исследуемых проблем. Вряд ли можно считать их попытки абсолютно успешными – слишком часто бросается в глаза очевидная противоречивость между отдельными блоками-размышлениями. Однако следует отдать должное стремлению вышеназванных авторов к научной всесторонности и объективности. У В. К. Винниченко оно органично сочетается с внутренней потребностью критического самоочищения, а у П. А. Христюка – с явным разочарованием по поводу неиспользованных благоприятных возможностей – «исторического шанса» – из-за проявленных субъективных просчетов и ошибок.

В. К. Винниченко с присущей ему публицистической беспощадностью и безапелляционностью утверждает, что начавшаяся война велась «формально, – будто с Россией, Великороссией, с Петроградским Советским Правительством. Но в сущности с собственными народными массами»[384]. То есть «верхи» украинского движения оказались в конфликте («войне»), Гражданской войне, с его «низами». Почему?

Бывший Председатель Генерального секретариата самокритично отвечал на этот вопрос. По его мнению, это произошло потому, что украинский труженик, прежде всего украинский солдат, не видел «со стороны своей украинской власти желания встать решительно на сторону работающих, не видел с ее стороны тенденций что-либо радикальное осуществлять в этом направлении, чтобы если не сегодня, то далее в будущем, преодолев все трудности, освобождать свои трудящиеся массы из-под социального господства враждебных и нации, и трудящимся классов. Вместо того слышал, как такое желание большевиков, такая их оборона простого, бедного люда против всякого господина называлась у украинцев (речь идет, конечно, об идеологах украинского движения. – В. С.) демагогией, высмеивалась, бранилась, отрицалась»[385].

Иными словами, под влиянием большевиков (и московских, и доморощенных), убеждаясь на собственном жизненном опыте, очень широкие слои населения Украины все больше теряли доверие к Центральной Раде («само имя Центральной Рады становилось непопулярным»)[386] и выражали симпатии ее политическим оппонентам («солдаты наши, главная тогда сила, говорили: мы – большевики, но мы – украинские большевики…»)[387].

Единственный выход из такой ситуации бывший лидер УСДРП усматривал в перевыборах Центральной Рады, большинство которой на это, конечно, не соглашалось. Главными соображениями были два: согласие на перевыборы означало бы признание ошибочности проводимой политики; перевыборы, вероятнее всего, принесли бы преимущество большевикам, рабочим, а через русифицированных пролетариев власть перешла бы к россиянам («русским»).

В. К. Винниченко доказывает, что подобные рассуждения были беспочвенны. Массы давно не удовлетворяла политика Украинской Рады – и необходимо было бы избрать иной курс, который требовало большинство. Огромное же численное преимущество украинцев в армии и в селе дало бы им неоспоримое большинство и в новом составе Рады. К ним неизбежно присоединилась бы часть рабочего класса. «И большинство безусловно было бы за украинцами, а, значит, и вся советская, социалистическая власть на Украине была бы национально-украинской. И сама собой прекратилась бы война с русской советской властью»[388].

В. К. Винниченко считал, что причиной ложной ориентации в тот ответственный момент стало неправильное понимание национальной идеи, которая не была бы дискредитирована, если бы «не выставляли ее как враждебную к социалистической революции… Да, – борьба двух национальных идей, украинской и русской, была бы безусловно. Но украинская идея, сгармонизированная с социальными устремлениями масс, была бы наверняка сильнее, она не была бы так ослаблена, как это было потом, когда всякий украинец считался другими и сам себя считал естественным врагом большевизма, то есть широких (пусть даже, по мнению иных, неумеренных, нерассудительных), но тех социальных стремлений, которые тогда господствовали в наших же массах»[389].

Определенный, хотя в большей степени абстрактно-теоретический интерес представляют попытки П. А. Христюка вывести из-под критического удара Центральную Раду и переложить вину за трансформацию нарастающего в Украине кризиса в Гражданскую войну на большевиков. Анализируя документы третьей сессии Всеукраинского совета крестьянских депутатов (18–23 ноября 1917 г.) и Третьего съезда Украинской партии социалистов-революционеров (21–24 ноября 1917 г.), хорошо информированный аналитик пытается обосновать весьма важную, принципиальную тенденцию. Представители самого многочисленного слоя населения Украины и его партии на своих форумах продемонстрировали явную склонность медленно, с использованием довольно сложной системы переходных, компромиссных мер добиться сочетания (объединения) национальных и классовых органов (Украинского