Взяв винтовки и легкие пулеметы, солдаты выбежали из палатки и взобрались на грузовик. Равив, связист и Яари, прихвативший ящик с пулями, сели в открытый джип. Когда они прибыли на место, где раздавались выстрелы, Равив приказал машине подняться на вершину холма. Окрестности поддавались обзору не лучшим образом, но место стычки просматривалось во всех деталях. Равив привстал и, не выходя из джипа, начал стрелять из пулемета. Он приказал Яари двигаться вперед и встать между нападающими и неисправным армейским грузовиком. Яари подбросил ему патронов и нажал на газ. Он продвигался до тех пор, пока колеса не увязли в песке. Увидев, что буксует, он выключил мотор.

Равив по-прежнему стоял у пулемета, связист лежал рядом, у колеса. Несколько пуль попали в двигатель и разбили зеркало со стороны Яари, расстояние между ними и стрелявшими было мало. Яари соскользул на землю и начал стрелять из пистолета.

— Это ямун, — прокричал ему Равив.

Связист с уважением смотрел на командира батальона, который бесстрашно стоял у пулемета без всякого прикрытия в маленьком джипе. Видимость в сером воздухе была никудышная, но ямун все же заметили, что в нескольких стах метрах от них остановился грузовик и солдаты побежали укрыться за хребтом. На миг ямун прекратили стрельбу, но тут же возобновили вновь — в надежде, что солдаты не успеют добраться до края хребта. Отступать они начали слишком поздно. К приходу сумерек на земле лежали убитые и раненые. Солдаты погрузили своих раненых на грузовик и уселись рядом. Цветная ракета показала вертолету, куда спуститься — между густых серых зарослей кустарника. Равив получил несколько осколочных ранений. Четверо раненых ямун лежали лицом к земле, руки связаны за спиной. С наступлением ночи люди покинули это место.

В тот вечер Циммер ехал в танке во главе колонны. Командир экипажа сидел рядом с башней, опираясь на пулемет. В танке спал при слабом свете Эли, голова его постукивала о мягкую внутреннюю обшивку. Хотя путь был хорошо известен Циммеру, они двигались осторожно в подслеповатом ночью танке, словно лунатики.

Колонна остановилась в заранее намеченном месте. Танки и другие транспортные средства расположились на ночную стоянку: танки — большим кругом, ощетинившись стволами орудий, а машины со снаряжением — внутри. Артиллеристы спали прямо в башнях, а у тех, кто улегся на земле рядом с танком, длинная веревка связывала руку со спусковым крючком орудия, чтобы по команде немедленно начать стрельбу.

Когда машины с горючим завершили объезд танков, а оружие было вычищено и приведено в порядок, уже перевалило за час пополуночи. Циммер залез в один из бронетранспортеров, лег на маскировочную сетку и, укрывшись пахнувшим ружейным маслом, песком и сигаретами одеялом, заснул.

Спавшего рядом Каспи через час позвали в караул. Он сидел в спальном мешке, смотрел по сторонам и тянул время. Не торопясь завязал шнурки на ботинках, закурил и прикрыл огонек сигареты каской. Докурил, расчесал волосы, посмотрел на часы и понял, что четверть срока уже прошло. Каспи встал и зашагал по изрытой гусеницами земле, прошел по маршруту своей караульной службы и встретился со вторым охраняющим. Снова вернулся на прежнее место и посмотрел на часы. Их часть расположилась на голом, покрытом гравием плато, и в лунном свете гравий казался светлее асфальта, что на стоянке. Каспи еще раз отправился в обход, и ему почудилось, что он слышит звук приближающегося мотора. На минуту он застыл у одного из танков, прислушиваясь к переговорному устройству. Из передатчика доносилось только тихое потрескивание. Каспи знал, что никакая машина не может прибыть на стоянку, все получили предупреждение не заходить на территорию полигона. Весной и летом здесь тоже никто не появлялся. А тем временем к нему уже бежал второй караульный. Они постояли немного, не зная, следует ли разбудить спящих, не будучи уверенными, что слух их не подводит, и вдруг увидели рассеянный свет по ту сторону невысокой песчаной горки. Каспи закричал в направлении машины и засветил фонарь. На расстоянии нескольких десятков метров появилась квадратная машина с маленькими затянутыми чем-то окнами. Из кабины вышел араб с ружьем и направил его на фонарь. Каспи выпустил автоматную очередь.

Циммер пробудился от шума, словно рядом с ухом у него разорвался снаряд. В воздухе пахло порохом. Неподалеку вспыхнуло высокое пламя. Часы показывали три, на час раньше запланированной побудки. Он вышел из бронетранспортера. Танки стреляли во всех направлениях, из орудий и пулеметов, шумели включенные двигатели. Навстречу ему бежали два запыхавшихся караульных. Когда смысл их слов дошел до его сознания, он приказал немедленно прекратить огонь и вместе с караульными бросился к пламени. От машины удушающе пахло паленой резиной и бензином. Им удалось разбить стекло и вызволить часть пассажиров — их оказалось вдвое-втрое больше, чем посадочных мест. Внутри было месиво: кровь и тряпье, искореженные тела, оторванные конечности. Кровь смешалась с машинным маслом. Снаряд одного из танков угодил прямо внутрь и там взорвался. Машина горела еще долго. Циммер не нашел тел Юниса и его сына, но многих сумел опознать.

Каспи снова и снова объяснял, что произошло. Раненых увезли в город. Циммер слушал сообщения связи.

К рассвету прибыли Равив и Яари. Имена убитых записали со слов одной чудом уцелевшей старухи. Она называла их и горестно причитала. Голова и правая рука Равива были забинтованы, Яари помедлил рядом, слегка пристыженный. Хотя ему претило, что Равив, в ущерб меткости и подвергая себя ненужной опасности, стрелял из пулемета стоя, он не забыл, как сам стремительно выскользнул из джипа и распластался на песке. Вид тусклого гравия и бесплодного плато Паран в окружении щербатых скал еще усугублял давящее впечатление серого, безрадостного утра. Две избежавшие ранений старые бедуинки вновь принялись причитать и выть в голос. Равив обошел сгоревшую машину и вернулся к Циммеру, окинул его острым испытующим взглядом.

— Надо их похоронить, — сказал он.

Одержанное лицо Циммера напряглось, взгляд оледенел. В нем чувствовалось отвращение или ненависть. Равив это понял. Он сел в свою машину и сказал снова:

— Надо их похоронить. Вы позаботьтесь об этом, а я заберу солдат.

Танки и бронетранспортеры были готовы отправиться в путь, палатки и маскировка собраны. Циммер укрепил маленькое зеркальце на крыле грузовика, но ветер был слишком силен, и он пошел бриться в кабину. Двигатель работал, воздух в кабине нагрелся. Он дважды порезался, прижал ранки полотенцем и подождал, пока остановится кровь. Затем сполоснул бритву, плеснув на нее с руки; холод щипал кожу. К дверце подошел Яари.

— Куда теперь?

— К аджарие. Может быть, кто-то из них захочет прийти на похороны.

— Я поеду с тобой, — сказал Яари.

— Садись, если хочешь, — ответил Циммер устало.

Когда они приехали к большому становищу аджарие, слухи о столкновении и происшествии на полигоне уже опередили их. Двое — низкорослый пастух и старик крестьянин — тут же вызвались идти на похороны. Другие колебались или отводили взгляд. Пастух пошел отыскивать проповедника, который вдобавок был сельским учителем и вместе с учениками находился теперь где-то в другом месте.