– Валерий! В своей жизни я больше всего ценил и ценю друзей… Больше жены, дома, детей, успеха, славы… денег – друзей. Я так живу. Понимаешь? И у меня досада и обида – на шефа главным образом. Он все сводит со мной счеты, кто главнее: он или я, в том же Гамлете. А я – не свожу… И он мне хочет доказать: «Вот вас не будет, а Гамлет будет, и театр без вас проживет!» Да на здоровье… Но откуда, почему такая постановка? И самое главное, он пошел на хитрость: он выбрал тебя, моего друга, и вот, дескать, твой друг тебя заменит… Я не боюсь, что кто-то лучше сыграет, что скажут: Высоцкий хреново играл, а вот как надо. Мне было бы наплевать, если бы он пригласил кого угодно: дьявола, черта… Смоктуновского… но он поставил тебя… зная, что ты не откажешься… зная твою дисциплинированность, работоспособность и т. д. И еще… как-то я тебе один раз говорил, что он мне предлагал Кузькина… и я было… а потом: «Нет, пусть Валерий сыграет, потом, если надо будет…» – отказался.

– Но тут другая ситуация: Гамлет сыгран, он идет четыре года, о нем все написано…

– Да, я наигрался, и я понимаю даже, что спектакль уже не тот… и тебе надо… и публика уже не та идет, и все валится, и партнеры вне игры…

– Я ведь не знаю свои силы, но думаю, что шеф, в воспитательных целях, может пойти даже на мой провал…

– Нет, Валерий, ты не провалишься… Золотухин – Гамлет, новая редакция – ажиотаж будет… Единственно скажу, может быть, неприятное для тебя… Будь у тебя такой спектакль, шеф бы ко мне с подобным предложением не обратился бы, зная меня и мою позицию в таких делах. Но… я уважаю твой принцип: ты всегда выполняешь приказ, играешь то, что дают… не просишь никогда… Надо – надо, и честь имею. Раз когда-то ты этот принцип застолбил, где-то ты его для себя сделал законом, и мне это твое качество нравится, ты так живешь. ‹…›

20.09.1976

(Югославия.) Я почему-то чувствую себя в опале. Почему я не в той же гостинице, что и Высоцкий, и Любимов? Нет, это хорошо, что нет лишнего глаза… Любимов со мной холоден… и я с ним. ‹…›

Он дружит с Володей, приглашает его обедать и по разным приемам, и это логично. Володя – герой фестиваля, много играет, везет огромный воз и достоин уважения, но я помню, что шеф высказывал нам обоим перед выездом…

Ревность?! Может быть, обида, но ведь на себя, милый, и чуть-чуть на судьбу…‹…›

08.04.1977

Володя лежит в Склифосовского. Говорят, что так плохо еще никогда не было. Весь организм, все функции отключены, поддерживают его исключительно аппараты… Похудел, как 14-летний мальчик. Прилетела Марина, он от нее сбежал и не узнал ее, когда она появилась. Галлюцинации, бред, частичная отечность мозга. Господи! Помоги ему выскрестись, ведь, говорят, он сам завязал, без всякой вшивки, и год не пил. И это-то почему-то врачей пугает больше всего. Одна почка не работает вообще, другая еле-еле, печень разрушена, пожелтел. Врач сказал, что, если выкарабкается, а когда-нибудь еще срыв, он либо умрет, либо останется умственно неполноценным. ‹…›

16.04.1977

Позвонил Мережко… Есть очень хорошие люди, занимающиеся провидением. Создана на общественных началах лаборатория при Академии художеств… Поговорят с тобой люди, с нимбами над головами, и всё про тебя знают… Устанавливают связь с твоим энергетическим полем через фотографии. Так, по фото Высоцкого они установили, что у него плохо с головой, легкими, почками и цирроз печени… Ему нельзя терять ни одного дня, кое-что они могут исправить, еще есть возможность… кроме печени… там просто катастрофа…

Высоцкий: телефон не отвечает. Отключен, наверное… Не могу воздействовать на его энергетическое поле… ‹…›

13.11.1977

(Париж.) О «10 днях» первые статьи были нехорошие. В основном ругали с политической стороны. Шеф начал заменять «10 дней» на «Гамлета» и «Мать» и вообще сейчас не появляется на «10 днях». Обидно. Я считаю это политической недальнозоркостью. Забыли, что спектакль и делался как плакат, как художественная агитация, как политическое представление, вот в такой форме – буфф… Оказалось, только на словах мы гражданский, политический, а как с нашей политикой не согласны, так мы давай открещиваться, что-де и старый, и разболтанный спектакль и пр. Я предчувствовал, что это «не вечер», и пресса еще будет хорошая, и зритель пойдет, и спектакль будет жить в Париже. Так оно и вышло. Появились роскошные статьи, и зритель кричит «браво», хоть шеф и не приезжает в театр. Директор собирает все положительные отзывы, в особенности о «10 днях». Он был против замены. «Всё это не так просто», – на что-то намекал Высоцкий. Мне показалось, особенно в первые дни, что он неловко себя чувствует среди нас в Париже. Ведь он тут не более как муж Марины Влади, хотя и она здесь уже почти никто, вчерашний день… Какая может быть речь о том, чтоб он остался здесь?! ‹…›

25.07.1980

В кассе театра мне сообщили, что умер Володя Высоцкий. Бейдерман некролог пишет.

А вчера я позвонил к нему домой, к телефону подошел:

– Это Дима, врач. Вы меня не знаете. Володя спит.

– Как вы думаете, сколько он будет спать?

Тот засмеялся:

– Думаю, что целый день.

– Передайте ему, как он проснется, текст телефонограммы следующего примерно содержания: Геннадий Полока и Валерий Золотухин просят его очень вспомнить молодость и, как встарь, под единое знамя соединиться в общей работе.

– Хорошо, я ему это обязательно передам.

Так вот: эскулап ошибся. Володя не проснулся, а в 4 часа утра заснул навеки… обширный инфаркт… атеросклероз… аорты сердечной… и т. д.

Зинка Славина затащила меня в гримерную: «Ты следующий!» Спохватилась: «И Бортник… Кто тебя дома окружает, кроме жены? Кто тебе подносит… первую рюмку? Я видела сон страшный. Я Ирке сказала. Не веришь – позвони ей…» – «Зина! Володя умер!!! Зачем мне разгадывать твои сны?»

Каждый, вспоминая свои последние встречи с умершим, обязательно вспомнит нечто предвещающее и только именно ему открывшееся: один его глаза остановившиеся вспоминает, и не был ли он косоват от природы, другой – его ледяные пальцы, кровь не проталкивается, не циркулирует, третий – что он говорил, что «так плохо, так плохо… просто конец…» и т. д.

Я вышел на первый зонг с гармошкой и не мог удержать слез. – «Не скулите обо мне, ради Бога».

Шеф, когда села публика:

– У нас большое горе… Умер Высоцкий… Прошу почтить…

Зал встал.

26.07.1980

И не поехал я ни в какой Чернигов, а поеду сейчас к моему товарищу, к великому человеку – Владимиру Семеновичу Высоцкому. Родители не отдали его в морг, не разрешили делать вскрытие. Он умер во сне, умер смертью праведника.

У театра парни собирают подписи, чтобы Театр на Таганке назвать Театром имени Высоцкого…

– Кто это допустит? О чем вы говорите?

– Кто бы ни допустил, а соберем… Мы хоть попробуем, как у Формана…

Вчера с самого утра милиция самых больших чинов в театре, ответственные бедняги за проведение похорон…