Что, не верите? Вы считаете, подумаешь, комсорг класса. Тоже мне, должность великая! А вот и должность! Школа-то, где учусь я теперь, совсем необычная. Тут детишки таких людей учатся, что о-го-го! И Мишка Никонов со своим папой – кандидатом в Политбюро ЦК не так уж сильно и выделяется. Кое у кого в нашем классе имеются папы и дедушки не меньшего калибра. Быть у них комсоргом очень престижно. А из комсоргов класса нашей школы прямая дорожка в московский горком. Скорее всего, туда я и пойду после школы. Ведь я знаменитость уже даже не всесоюзного, а мирового уровня. Мне даже из капстран иногда письма приходят. Пару недель назад из Японии письмо пришло. Я его до сих пор не прочитал. Никак переводчика с японского не найду.

Хотя больше всего, конечно, наши, советские, мне пишут. И немцы примерно вдвое реже. Причем чуть ли не на четверти всех приходящих из ГДР писем наклеена марка с моим изображением. У меня таких марок уже сотни две скопилось. Весной они там выпустили серию из четырех почтовых марок о советско-германской дружбе. На одной марке изображен памятник советскому воину-освободителю в Трептов-парке, на другой – памятник Эрнсту Тельману в Москве, на третьей – пожимающие друг другу руки Брежнев и Хонеккер, ну, а на четвертой понятно кто. Эльзу там с такими смешными косичками нарисовали!

А еще я, похоже, попал в любимчики нашего звездоносного Вождя. Честное слово, это само собой вышло. Но теперь Ильич явно следит за мной издалека. В тот день, когда меня принимали в комсомол, он позвонил мне домой по телефону и поздравил с комсомольским билетом и заодно с новосельем. Спросил еще, как прошла процедура приема.

Как прошла? Нормально прошла. Когда секретарь комсомольской ячейки школы увидел, кто именно подписал мне рекомендацию, он уронил на пол графин с водой, а потом пытался налить себе в стакан из медного колокольчика. Естественно, вопросов ко мне не было. С такой рекомендацией даже если бы я на собрании разделся догола, обмазался красной краской, залез на стол в президиуме и начал бы там танцевать, выкрикивая матерные песни и периодически прихлебывая водку прямо из горлышка бутылки, то меня… все равно приняли бы в комсомол единогласно…

…На следующее утро Сашка прибежала ко мне пораньше, благо это было воскресенье. Довольная просто до безобразия. Мы с ней пошли выгуливать Хрюшу, и Сашка целый час рассказывала мне о том, как вчера она с Мишкой ходила в кино. Как он в темноте взял ее за руку, как потом они гуляли вдвоем по Москве. И как потом целовались в Сашкином подъезде. До этого Сашка с мальчишками еще никогда не целовалась и сейчас вываливала на меня свои впечатления от этого процесса. Вкратце – ей очень понравилось.

О том, что Мишке понравилось тоже, я узнал на следующий день в школе. В этот день на моей парте не оказалось привычной гвоздички, Мишка выглядел виновато и избегал смотреть в мою сторону. Чтобы он так не казнился, я отловил его на большой перемене и все ему рассказал. Про куриную кровь, про Сашку и про то, что я сам всю эту комбинацию и придумал. Потому что мне было жалко влюбленную Сашку, которая мне почти сестра. Вроде бы Мишка после разговора чуть утешился и согласился быть мне просто товарищем. Фух, победа!

Только вот оказалось, что радовался я преждевременно. В среду я заметил, что Мишка что-то слишком долго обсуждал с моим соседом по парте, Маратом Синявиным. Насколько я знаю, раньше они вроде бы не дружили, а тут даже после уроков вместе ушли. А в четверг…

В четверг утром Маратик пришел в школу каким-то слишком возбужденным. Плюхнулся на свое место рядом со мной, помялся, повозился, покраснел ушами. А потом открыл свой портфель, порылся в нем и с донельзя смущенным видом выудил оттуда слегка помятую белую гвоздичку. Которую и положил на парту передо мной…

– А может, все же потанцуем?

– Миш, не начинай снова, а. Ты ведь знаешь, я ненавижу танцы.

– Странная ты, Наташ.

– Ты мне это уже говорил. Много раз. Как там у вас с Сашкой?

– Нормально все. Она что, не рассказывает тебе?

– Почему, рассказывает. Просто от тебя хотела услышать. Так вы вдвоем решили на «Серп и Молот» пойти, да?

– Угу. Мне ведь еще полтора года до армии, а в институт без стажа нельзя. У меня же нет золотой медали. Это ты у нас круглая отличница. Да и папа хочет, чтобы я поработал до армии.

– Кем работать думаешь?

– Токарем, конечно. У меня ведь третий разряд есть. Поговори с отцом, может, он меня к себе в цех возьмет?

– Ладно, поговорю. Свадьба-то когда?

– Думаешь смутить меня? Не на того напала. Следующим летом играть решили, как раз перед тем, как мне в армию уходить. А то мало ли… вдруг не дождется.

– Дождется. Сашка не такая, я ее знаю. И она без ума от тебя. Как в гости придет ко мне, так все разговоры только о ее ненаглядном Мишеньке.

– Спасибо, Наташ. Я тоже люблю ее. А ты куда поступать решила? Или все же в горком пойдешь? Тебя ведь приглашали.

– Нет. Не хочу я в горком. Не лежит у меня душа к партийной карьере. Чувствую, не мое это. Я в институт физкультуры поступать буду.

– Куда?!

– В институт физкультуры.

– Ненормальная. С твоими оценками, знаниями и славой – в институт физкультуры?

– Да, именно так. В институт физкультуры. Вспомни, вся эта слава упала на меня после того матча. Помнишь, как ты мне чуть не забил в самом конце?

– Конечно, помню.

– Я всегда хотела заниматься спортом. А тут эта известность неожиданная. Брежнев еще меня заметил. Он ведь меня просто в приказном порядке вытащил из спортивной школы и сунул сюда. Я совсем не хотела этого. Но теперь шумиха вокруг меня немного улеглась, и я снова могу уйти в спорт. Опять же, Олимпиада скоро.

– Олимпиада? Ты что, думаешь на московской Олимпиаде выступать?

– Да, а что? Я же не зря два года в секцию ходила. Мне совсем немного не хватает до КМС по стрельбе. К 80-му мастера получить реально.

– Значит, это у тебя серьезно? Тогда понятно, почему институт физкультуры.

– Налей мне еще сока.

– Ага, сейчас. Наташ, а у тебя как… в плане личной жизни. Ты не подумай, я не подъезжаю к тебе, у меня Сашка есть. Просто ты мой друг.

– Нет у меня никого. И не было.

– А почему? Ты же такая красивая. По секрету скажу, у нас половина мальчишек в классе на тебя заглядывается. Тебе только намекнуть, очередь выстроится. А ты все одна да одна. Может, тебе помочь чем? Ты скажи, не стесняйся.

– Не надо мне помогать. Хотя за предложение спасибо. С этим вопросом я как-нибудь сама разберусь.

– Просто мне жалко тебя. Ладно, не хочешь, чтобы я помог – навязываться не стану. Пошли лучше к ребятам, чего мы тут сидим?

– Не хочу. Там танцы.

– Так ведь бал же! Конечно, танцы.