Вот в этом я полностью с ней согласна, но оборачиваться все равно не спешу. Хочу растянуть удовольствие.

Чувствую за спиной зловонное мужское дыхание. Однако любитель великосветских дам не успевает дотронуться до меня. Без предупреждения пускаю в ход дред.

Одно мгновение — и змейка-цепочка с противным свистом обвивает мою руку, впиваясь зубками в кожу. Второе — и острое как бритва лезвие пронзает насквозь бедро самонадеянного амбала-охранника. С усмешкой проворачиваю лезвие. Мужик истошно орет, оседает на мостовую, понося меня на чем свет стоит. Я знаю: рана не смертельная. Жить будет, но хромая. Боль не пройдет. Лезвие дреда изначально пропитано легким ядом, вызывающим болевой шок от одного прикосновения.

— Эй ты, сука! Ты что с Харэдом сделала?! — Пьянчужка бросается на подмогу охраннику. — Да я тебя сейчас, великосветскую потаску…

Однако ни договорить, ни вцепиться мне в космы обитательница борделя не успевает. Поворачиваюсь, одновременно откидываю с лица капюшон. На глазах шокированной проститутки убираю дред. Лишь затем, с милой улыбкой, смакуя каждое слово, произношу:

— Я тоже рада тебя видеть… мама.

* * *

Мы сидим за грязным столиком в углу основного зала борделя. Возле барной стойки над сальными шуточками потенциальных клиентов громко смеются разукрашенные проститутки — всех возрастов и мастей. Одежды на них минимум — смотри не хочу. Любой, у кого есть пара лишних дар, может провести «девочку» в номера. Ну а если не хватит на номер, можно и прямо здесь, в подсобке, повеселиться.

Оглядываюсь. Надо же, какое скопище разношерстного сброда с самых разных планет. И каждому есть чем заняться. Кто-то довольствуется выпивкой и проститутками, кто-то в открытую вдыхает тандурим. В трущобах плевать хотели, что эта зараза запрещена межпланетным законом. Стражи императора в эти места наведываются не часто. Я так поняла, что между трущобами и элитной частью Адейры действует негласный закон невмешательства в жизнь друг друга.

На нас с Акрабой то и дело оглядываются. Их любопытство оправдано. Слишком сильный контраст: изуродованная однорукая проститутка не первой свежести и богато одетая юная шатера, которой явно здесь не место.

На первый взгляд.

На второй — обитатели злачного местечка словно интуитивно понимают: я своя. Одна из них: неудачников, аферистов, преступников, нищебродов, которым с самого начала не подфартило с судьбой… Поэтому народ довольно быстро теряет ко мне интерес, отводит взгляд, тут же забыв о моем существовании.

Довольная Акраба пьет эль. Я ничего не пью. Брезгую.

— Спасибо, доча, что угостила. — Мать поднимает в честь меня мутный бокал, выпивает до дна. Затем поворачивается к бармену — жиртресту в засаленном фартуке, который он то и дело использует вместо полотенца, вытирая им все подряд. — Эй, Кэрлэйл! Повтори!

— Обойдешься, — довольно грубо обрываю воодушевленную Акрабу.

Не горю желанием общаться с мамашей, если та лыка вязать не будет.

Акраба с сожалением смотрит на пустой бокал, отмахивается от подошедшего к столику толстяка.

— Эх… не надо уже. Неблагодарная дочь пару дар родной матери пожалела!

— Дочь?

Бармен с нескрываемым удивлением рассматривает меня с головы до ног. Похабно усмехается.

— А она, случайно, не хочет у нас поработать? За такую красивую да свеженькую и пятьдесят дар отдать не жалко.

— Всего пятьдесят?! — Мамуля возмущена. — Продешевил, Кэрлэйл, продешевил! Готова поспорить, за нее в Руаре куда больше дают.

— В Руаре?!

О да! Это слово всегда беспроигрышно внушает любому вменяемому дарийцу страх.

— Не знаю, что и ответить на столь лестное предложение, — одариваю толстяка высокомерной улыбочкой, демонстративно крутя в руке рукоятку дреда.

На глазах перепуганного бармена змея-цепочка оживает, с противным шипением впивается мне в руку. Из дреда тут же показывается острый клинок. Совсем небольшой — размером с кинжал, но и этого хватает, чтобы напрочь отбить у мужика охоту приставать ко мне с предложениями поработать.

— Премного извиняюсь, дэуза. Я вас не за ту принял.

Испуганный Кэрлэйл быстро ретируется, не забыв поставить перед довольной Акрабой выпивку «за счет заведения».

Мать отхлебывает из бокала, с удивлением смотрит на дред.

— Откуда у тебя эта игрушка? Если мне не изменяет память, дредом могут управлять только воины.

— Память тебе не изменяет. И тем не менее я в их касте.

Акраба удивленно присвистывает.

— Да… Давненько я не была в Руаре. Не думала, что его законы когда-нибудь могут поменяться. Впрочем, чему удивляться: ты всегда была странная. Представляю, как Карл обрадовался такому новшеству. Шею еще тебе не свернул?

— Пытался. Но, как видишь, безрезультатно.

Акраба задумчиво хмыкает. Готова спорить, она сейчас вспоминает свои «золотые годы» в Руаре.

— Анигай, надеюсь, не в касте шатер? А то с этими вашими нововведениями станется, — после затяжной паузы выдает она.

Надо же! Мамуля, оказывается, умеет шутить. Похоже, пребывание в Адейре — в более изысканном обществе, чем в кабаке Катара, неплохо сказывается на ее мозгах. Я и не подозревала, что они еще могут работать!

— Признаться, удивлена, что ты помнишь, как зовут сына. Анигай один из лучших воинов. Его даже прочат в личную охрану императора.

Смотрю на часы, висящие на стене. У меня осталось пятнадцать минут. Встаю из-за стола.

— Мне пора. Интересно было повидаться.

— Денег дай, — торопливо не то просит, не то требует Акраба. — Я знаю, они у тебя есть.

— Чтобы ты их спустила на эль или тандурим? Обойдешься.

Мое высокомерие заметно задевает Акрабу.

— К клиенту торопишься? Думаешь, я не знаю, для чего шатер в такие платья наряжают, — ехидно «догадывается» мамуля. — Что, гордячка, жизнь все-таки утерла тебе нос? Ты все равно стала такой же, как я. От судьбы не уйти, девочка! Да, за тебя платят больше. Но это лишь пока. За меня тоже когда-то дорого давали. Вот только суть та же. Что в Руаре, что здесь в борделе. Ты ничем не лучше нас. — Мать взглядом показывает на разукрашенных потаскушек, веселящихся неподалеку. — Так что нос-то не задирай. Дай дару!

Усмехаюсь. Не хочется даже отвечать. Иду к двери, по ходу, не оборачиваясь, отвечаю матери откровенно некультурным жестом, который помню еще со времен Катара.

— Сучка неблагодарная! — блажит вслед пьяная разобидевшаяся Акраба. — Я тебя породила, вырастила, а ты… Хочешь, чтобы я здесь с голоду сдохла, да?! Думаешь, легко найти клиентов, когда ты такая уродина?!

Игнорирую вопли Акрабы. Выхожу на улицу. Неподалеку от крыльца вижу того самого толстого бармена. Выкидывает мусор. Прямо на дорогу. Жестом подзываю к себе. Мужик, испуганно озираясь, нехотя подходит ко мне.