Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но парламентскому большинству Орландо и его «политика примирения» казались, наоборот, особенно нужными сейчас, когда в страну вторгся враг. Умеренные интервентисты также считали необходимым «восстановить единство нации». И Орландо стал в результате главой и министром внутренних дел кабинета, сформированного 30 октября 1917 г. Ф. Нитти занял в этом кабинете пост министра казначейства. В целом новый кабинет имел по сравнению с кабинетом Бозелли «более четко выраженный либеральный характер»{374}.
Но экстремисты не унимались, и 7 ноября Муссолини потребовал в «Пополо д’Италиа» гражданской мобилизации всех мужчин и женщин в возрасте от 16 до 50 лет. «Пусть нас не оставляет уважение к свободе личности… отбросим этот фетиш… вся нация должна быть милитаризована», — призывал он два дня спустя.
Этот призыв Муссолини был опубликован в газете «Пополо д’Италиа» 9 ноября 1917 г. одновременно с короткой заметкой, гласившей, что «Керенский низложен. Максималисты (т. е. большевики. — Я. К.) — хозяева Петрограда».
Назавтра «Пополо д’Италиа» потребовала объявить военной зоной всю Северную Италию, 11 ноября эта газета вышла с редакционной передовой, озаглавленной «Вперед, микадо!», и звала Японию к интервенции в революционную Россию.
Реакция во внутренней и внешней политике шла, как это и бывает обычно, рука об руку.
* * *
Экономически отсталая и слабая Италия переживала военные трудности и лишения особенно тяжело. Социальные противоречия здесь были более обострены, назревание революционного кризиса шло быстрее, чем в Англии или во Франции. В 1917 г. происходили массовые народные выступления в Ломбардии и вспыхнуло антивоенное восстание в Турине. Множились рабочие забастовки. В разных концах полуострова возникали народные волнения. Антивоенные демонстрации женщин и подростков проходили каждодневно и повсеместно. Политика «национального единения» не смогла помешать бурному взлету антивоенного движения в стране. Но большинство итальянских политических деятелей (как и большинство рядовых буржуа) еще не хотели в то время расставаться с привычным конституционным и парламентским методом управления народными массами. Они опасались политики авантюр, к которой толкали их Муссолини и К0. Поэтому экстремистов постигла неудача в их борьбе за правительство военной диктатуры. И все же либеральные убеждения итальянских буржуа не оставались незыблемыми.
На фоне резкого обострения внутреннего кризиса в стране и революции в России (так итальянские правящие классы пугавшей) непрестанные нападки Муссолини и его единомышленников на буржуазную демократию и парламент не проходили бесследно. Они форсировали кризис буржуазно-демократической идеологии, порожденный войной, еще более усиливали сумятицу и растерянность в сознании итальянских буржуа. Многие из тех, кто в 1917 г. был еще против открытой военной диктатуры, уже не верили более в незыблемость буржуазно-демократических институтов, доктрин.
Пожалуй, наиболее ясно это выразил известный итальянский журналист Растиньяк. «Все доктрины — от самодержавия до демократии, — писал он, — потеряли ныне право руководить людьми, ибо потеряли право прокламировать свою непогрешимость, ибо их предвидения оказались при испытании лживыми и пустыми… Кто из немецких милитаристов или из английских, французских, итальянских демократов решится нынче сказать: «То, что я утверждал вчера, — это истина, и она будет лежать в основе управления людьми еще и завтра?»
Растиньяк отвечал на поставленный им самим вопрос… уклонившись от ответа на него. «Будущее будет таким, каким будет. Мы будем после войны спорить о доктринах и о необходимости новых форм управления людьми»{375}.
Бурный 1917 год толкал итальянских буржуа на поиски таких форм и методов управления, которые укрепили бы их власть. Он сыграл в развитии этого процесса немалую роль. Однако в Италии, так же как во Франции и Англии, развивался одновременно и другой первостепенной важности процесс — революционизирование народных масс и сближение с ними лучшей части итальянской мелкой буржуазии и интеллигенции.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Читатель обратил уже, наверное, внимание на однотипность, порой даже сюжетное сходство событий и процессов, связанных в 1917 г. с проблемой управления народными массами, в Англии, Франции, Италии. Различия в развитии этих процессов объясняются конкретными особенностями каждой страны. Их однотипность свидетельствует о коренном, органическом их характере.
Народные выступления, происшедшие в 1917 г. в этих трех странах, были в основном выступлениями антивоенными. Это не мешало им во многом отличаться друг от друга.
В Англии, где политический режим и военные законы были несколько мягче, чем на континенте, во главе забастовочной борьбы встали рабочие крупных военных предприятий. Их лейбористские и профсоюзные лидеры перешли на сторону правительства, но рабочие выдвинули из своей среды новых руководителей, шопстюардов, которые и возглавили крупнейшую стачку английских машиностроителей в мае 1917 г.
Нельзя, однако, не отметить, что участники этой стачки протестовали, бастуя, не против самой войны, а против принесенного войной ограничения их прав и свобод, против вставшей перед ними угрозы лишения брони и отправки на фронт, И хотя даже и эти их требования свидетельствуют о нарастающих среди английского пролетариата антивоенных настроениях, все же политическая ограниченность и узость требований забастовщиков облегчали английским правящим классам возможность «полюбовного разрешения» конфликта.
Во Франции и особенно в Италии политический режим был в годы первой мировой войны более жёсток, чем в Англии, активность рабочих военных и военизированных предприятий была скована угрозой предания военному суду, заключения в тюрьму, посылки на фронт. И хотя в 1917 г. забастовки на военных предприятиях этих стран и происходят, несмотря на запреты и кары, все чаще, а в «промышленной столице» Италии, Турине, вспыхивает в августе этого года антивоенное восстание рабочих, все же на авансцене политической, антивоенной борьбы здесь еще находятся подчас женщины и даже подростки (а во Франции также и вчерашние крестьяне — солдаты). Их выступления лишены единого координирующего центра, руководства. Они разрозненны и стихийны. Во Франции это приводит к тому, что в частях действующей армии вспыхивает весной и летом 1917 г. более 200 изолированных солдатских восстаний вместо одного общевойскового. Выступления солдат на фронте и стачки в тылу, происходя одновременно, не сливаются в единый поток народной борьбы, а остаются изолированными и отрезанными друг от друга.
Даже в Италии, где революционный потенциал народных масс особенно велик и где социалистическая партия занимает антивоенную позицию, народные выступления лишены связующего центра и руководства, ибо правые социалисты всячески стараются народные массы сдержать, а левые — еще только ищут свой путь борьбы. И в результате туринское восстание, которое могло бы послужить в Италии началом превращения империалистической войны в гражданскую, остается изолированным и терпит неудачу, множество «мелких