бумаги, на этот раз исписанным, и уныло глядел на него. Петряевский план — бесстыдная показуха. Однако выполнять-то его мне!

Тут в дверь влетел Федька Федоров.

— Ага, явился! — завопил он. — Наконец-то. Мы тут без тебя исполкомовским в волейбол проиграли… Ну как тебе все это? — Он оглядел комнату. — Впечатляет? А ты знаешь — в шефе запас энергии… на две ГЭС хватит!

Я молча подвинул к нему листок.

— Что это?

— А вот читай.

Читает, хмыкнул. Наверное, на письмо из детсада. А потом:

— А что, это грандиозно — собеседование пьяниц!

Не поймешь, когда он смеется, когда серьезно.

— Такого еще никто не устраивал.

— Ну да, если никто…

Я ему сказал, что меня от этого показушного плана тихо тошнит. Федька хихикнул: «Посмотрю я, как ты будешь собирать этих пьянчуг».

Я его успокоил — собирать придется вместе, он же мой сотрудник, не забыл?

Тут я поднялся, выдернул листок из Федькиных пальцев.

— Пойду к Шилову.

Секретарь парторганизации у нас мужик с головой. Не жаловаться пойду — поговорить.

— Нет его, поехал по районам. Уборочная началась, пока ты болел… Ну что нос повесил? — загремел Федька. — Не одному тебе это делать и не тебе за это отвечать! Мы люди маленькие: «приказали — исполняй».

— Это ты хорошо придумал — в маленькие пойти. А мне неохота.

— Слушай, у нас тут дела-а… — Федька уходил от серьезного разговора. — Игра идет крупная, люди ставки ставят. Петряев за Ниной Бойко ухлестывать начал. Победит или не победит? Ну такой должен победить! Видишь, как он тут за две недели все перевернул? Сила!

Этого мне еще не хватало. Я пошатнулся от этого удара, но не хотел, чтобы Федька заметил.

— Что же он — из любви к ней всю мебель менял? — спросил я только, чтобы не молчать.

Так вот почему у нее новая прическа. Т а к а я  должна понравиться Петряеву. И Нина в петряевской прическе уже казалась мне потерянной навсегда.

— А ну, пошли на площадку, постучим в мяч! — крикнул я и, толкнув Федьку кулаком, помчался по коридору. По дороге влетел в машбюро.

— Здорово, девчата! — заорал я, хотя из «девчат» была здесь только одна Рита, а две другие машинистки приближались уже к сорока.

— Петуня пришел! Как здоровье? Как тебе наша новая квартирка? — затараторила Рита.

Но я не отвечал, я уже сыпал по лестнице вниз — во двор, на волейбольную площадку. Мне было необходимо пустить в дело кулаки.

Я бухал по мячу яростно, будто это был не мяч, а он, шеф наш новоявленный, красавчик и ловелас Петряев.

Перестройка

«А разве он не красив? Конечно, красив!» — Такие речи мы частенько засекали теперь. А еще заметили: наши женщины стали особо следить за своей внешностью. У одной почернели брови, у другой отросли ресницы, у третьей — посветлели, а у четвертой порыжели волосы, появились новые челки, туфли, платья и сумки! Но самая потрясающая трансформация произошла с Ангелиной Адамовной — нашей библиотекаршей. Никогда не вылезала она из черного сатинового халата непомерной ширины. А тут вдруг явилась в капроновой блузке, совершенно прозрачной, через которую было видно что-то голубое и сиреневое, и еще что-то розовое.

Замечал ли все это он, ради которою они старались? По-моему, нет.

Он был поглощен работой. Изменив с потрясающей быстротой облик редакции, он занялся лицом газеты: заказал новые клише заголовка для двухцветной печати, заставок для постоянных рубрик. К нему бегали срочно вызванные работники типографии — то начальник цинкографии, то наборного цеха, то печатного.

Нина непрерывно звонила по двум телефонам, соединяя его то с областным начальством, то с районами, то с химической лабораторией, где делали анализ какой-то новой краски, то с агентством по перевозке грузов — что-то там ожидалось из Москвы новое, шрифты или печатная машина.

Может, Петряев и был неравнодушен к Нине, но это чувство растворялось, должно быть, в деловой суете. Я ничего не замечал. Впрочем, и не старался заметить.

Приближался день «Беседы за круглым столом». План борьбы нашей газеты с пьянством был рассмотрен на редакционном совещании (и тут же получил у наших остроумцев название «операция Пы» — намек на наши с Петряевым фамилии). Обсуждали план не только мы, но и приглашенные представители облздрава и облоно.

Нас хвалили. Слушая выступавших, я критиковал себя. Видно, я не прав в своем отношении к петряевскому плану. Я перестраивался на редакционном совещании и уже чувствовал охоту взяться за дело.

Был и день назначен — четверг, 26 августа, 18 часов. Срок требовал энергии и быстроты.

Назавтра я начал работать нормально — с необходимым запалом. Объездил много предприятий, побывал в профкомах, выявил нужный нам материал: составил списки пьяниц, которые мешают выполнению плана, нарушают жизнь семьи и отрицательно влияют на детей. Побывал у некоторых дома, поглядел, как живут, кто у них есть. Набрался живых впечатлений. Что-то стало складываться вроде программы или сценария беседы.

Меня это начало увлекать: действительно что-то новое. Очерк не очерк, телефильм, что ли? В общем, факт: живое и новое. Мне хотелось, чтобы все удалось, и я старался как мог. Теперь уж мне помогали не только мой отдел (Федька), но и выделенные от редакции комсомольцы. Среди них и Нина Бойко. Как уж она вырвалась из телефонных разговоров шефа, не знаю.

Самое трудное — собрать народ. Просто было договориться с «трезвенниками». Дали согласие выступить заслуженная учительница РСФСР, режиссер нашего драматического театра, директора двух предприятий, врач-психиатр и врач-педиатр, майор из управления милиции. Все они должны были нарисовать впечатляющие картины на тему «Алкоголь губит человека».

Что касается пьяниц, предполагалось, что наиболее совестливые и сознательные раскаются и выступят с ответным словом. А может, просто дадут торжественное обещание бросить пить. Организовать последнее было труднее всего. Впрочем, я заручился согласием пятерых (с некоторым запасом). Среди них был и дядя Вася. Когда он узнал, что его покажут по телевизору, он так и засиял. Меня, правда, брало сомнение — можно ли доверять дяде Васе? Но его жена стала просить: «Пусть он, проклятый, при всей области слово даст, может, хоть область его научит». Подстраховались мы и насчет прихода «воспитуемых» в достойном виде. Договорились где с женой, где с тещей, где с товарищами по работе — доставить всех в норме и при галстуках.

Наконец я обработал весь собранный материал, написал «сценарий», его перепечатывали «молнией» — вот он готов, и я иду с ним к Петряеву.

Отрезвление

Наступил час моего торжества. Работа была выполнена оперативно. Есть и мои находки: решил сделать маленькую кинохронику. Договорился с кинолюбителем Яшей Файнштоком, моим приятелем. Побродили с ним по городу, засняли несколько сюжетов. Субботнюю толчею мужчин у пивного ларька,