Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я пожал руку довольному ефрейтору, а потом попросил старшего наблюдателя, роль которого сегодня играл капитан-лейтенант Ильинский, объявить счет.
— Десять защитников уничтожены полностью, — тот улыбнулся. Быть судьей капитану понравилось.
— Атакующие?
— Из тридцати человек семь выведены из боя гранатами, пятеро условно безвозвратно, двое — ранены. Еще шесть человек убиты пулями, один — штыками.
— То есть почти половина отряда полегла? — погромче повторил я, и улыбки на лицах Игнатьева и его команды начали тухнуть.
— Ваше благородие, — губы ефрейтора дрогнули от обиды. — Взять укрепление с такими малыми потерями посчитал бы за честь любой отряд императорской армии. И это при том, что вы разрешили использовать нам всего двадцать ядер.
— Которые не убили вообще никого, — отметил я. — А успех был достигнут за счет выведенной во фланг команды снайперов. Дмитрий Васильевич, сколько убили стрелки?
— Четверых, — тут же ответил Ильинский.
— Четверых! Почти половину моего отряда без всякого риска для себя! Просто за счет маневра! Так скажите мне, ефрейтор, нужны ли были остальные потери? Зачем переть в лоб вместо того, чтобы использовать прием, который может принести чистую победу?
— При осаде Севастополя вывести такие команды не получится, — упрямо поджал губы солдат. — И мы не боимся смерти.
— Зря, — я успокоился. — Каждая жизнь, что мы сохраним в этой войне, потом поможет нашей стране добиться новых огромных высот. Каждая! Так берегите друг друга. Если не будет выхода, я посчитаю за честь умереть рядом с такими героями, но, если он есть, берегите друг друга! Потому что боевое братство — это не только храбрость, но и верность…
— Друг другу, — закончил за меня Игнатьев.
— Ваше благородие, — Ильинский нарушил повисшую паузу, — и все же, твой ефрейтор правильно сказал, хитрый маневр возможен в поле, а что делать, когда враг уже окопался и прикрыл фланги? Не атаковать и ждать чуда?
— А вот здесь, ваше благородие, — в тон ответил я, — нужны уже мозги командиров, чтобы создать эту самую возможность для атаки. Чтобы погубить солдат, много ума не нужно, а вот чтобы сохранить, иногда приходится попотеть. Слушайте команду, ефрейтор! Десять минут отдыха, а потом повторяем, поменявшись сторонами.
— Так точно! Кого передать в атакующую команду?
— Никого не надо. Попробуем проверить мою новую тактику и посмотрим, хватит ли ее, чтобы десять человек смогли победить тридцать.
— В защите? — с сомнением переспросил Ильинский.
— В атаке, — уточнил я. — Десять атакует, тридцать защищается. И я планирую победить.
— Мы не будем поддаваться, — нахмурился Игнатьев.
— Если только попробуете, лишу вас вечерней чарки, — так же нахмурился я.
И мы разошлись. Игнатьев взялся накручивать свой отряд, я же дождался, пока они скроются в окопе, отвел наших за позицию артиллерии и принялся инструктировать.
* * *
Анна Алексеевна была в ярости. Такой, какую в последний раз испытывала лишь когда батюшка собрался выдать ее замуж за старого графа Брасова. Подумать только — ему было аж тридцать восемь! Впрочем, даже в этом имелся хоть какой-то смысл, а сейчас… Все началось еще вчера, когда в госпиталь привели несколько солдат в форме Владимирского полка с сильнейшими гематомами, а у одного так и вовсе куска уха не было.
Тогда она промолчала: мало ли что бывает. Даже не стала спорить с Юлией Вильгельмовной, когда та начала рассуждать, что, кажется, их командир уж слишком сильно распускает руки. Анна знала, что ее коллега по тяжелой работе в госпитале не очень любит нового штабс-капитана Щербачева, и поэтому постаралась не обращать внимание на ее слова. Ну не мог молодой человек, о котором пишут в английских газетах, так обращаться со своими солдатами.
Но сегодня поступили новые раненые. Опять гематомы, причем у некоторых они накладывались друг на друга, сливаясь в причудливых узорах. И больше Анна терпеть этого не собиралась. Была сначала мысль отправиться сразу к представителю третьего отделения, чтобы тот разобрался с этой Салтычихой в мужском платье, но потом девушка решила сначала сама высказать свое мнение распускающему руки офицеру.
Попросив доктора Христиана Людвига Гейнриха ее отпустить, она набралась наглости и предупредила, что заберет одну из свободных повозок. Доктор заинтересовался, что же случилось, а когда Анна рассказала о своем открытии, то решил съездить и во всем разобраться вместе с ней.
— Понимаете, Анна Алексеевна, — пояснил он, — мне молодой штабс-капитан Щербачев показался очень приличным человеком. Причем не только как военный. Вчера он приходил ко мне в ночи и рассказал об открытии, которое может перевернуть мир медицины. А заодно и тысячи жизней спасти.
— Это не повод распускать руки. В наше-то время! — Анна поджала губы. Кажется, доктор может оказаться совсем не ее союзником. Впрочем, вдруг еще получится удержать его на своей стороне. — Вы знаете, Людвиг, что ответил царь, когда Александр Христофорович Бенкендорф подошел к нему с предложением создать третье отделение канцелярии?
— Явно согласием, учитывая, что сейчас вашему отцу есть что возглавлять, — улыбнулся доктор.
— Это так, — кивнула Анна, досадуя на себя, что не сумела сразу правильно подобрать слова. — А потом Александр Христофорович спросил, какие будут высочайшие пожелания по тому, как должно это третье отделение работать. Тогда Николай протянул Бенкендорфу свой белый платок и сказал: «Держите, чтобы вытирать слезы нашего многострадального народа».
— Красивая легенда.
— Это правда, кому как не мне это знать, — твердо ответила Анна. — И более того, все это время и дядя Александр, и мой отец, прежде всего, занимались тем, что защищали русский народ от врагов, внутренних и внешних. И первые, скажу я вам, порой гораздо хуже.
— Значит, вы готовы растоптать штабс-капитана, если он окажется врагом?
— Сама или с помощью отца… Да! И ничуть не стесняюсь этого!
В этот момент их экипаж доехал до холма, с которого открывался вид на тренировочный полигон, о котором говорили покалеченные солдаты. В глаза бросилась избитая взрывами земля, изготовленные к выстрелу пушки и две группы солдат. Одна, побольше, сидела в окопе, прижавшись к одному из его краев, другая готовилась к атаке возле орудий.
— Что они делают? — удивленно спросила Анна.
— Кажется, это потешный бой. Вроде тех, что устраивал Петр Великий для своих первых полков, — доктор Гейнрих тоже был растерян.
А потом пушки загрохотали, выпуская самые настоящие ядра. Врач и девушка вздрогнули, но даже не от этих столь неожиданных не в сражении звуков, а от того, что прямо под ними один из отрядов пошел вперед.
— Там штабс-капитан Щербачев! Во главе этого отряда! — выдохнула Анна.
Доктор промолчал, приглядываясь к странной одежде, в которую вместо стандартной формы была закутана эта группа. Горские бурки?.. В