– Господи, как же ты сладко кончаешь, моя девочка, – стонет Максим, изливаясь в нее. Она слышит это, и все ее тело отвечает на этот хриплый шепот конвульсиями и сокращениями, управлять которыми она не властна. Ее тело не принадлежит ей. Оно заполнено его членом. Она наслаждается каждой секундой этого обладания и с ужасом осознает простую истину – владеть собой снова она совсем не желает. И никогда не будет прежней.

Кромешная тьма, космическая черная дыра, сквозь которую не проходит и искорка. Темнота и холод, как будто она лежит на льду. Где она и как сюда попала? Ей холодно и страшно, она пытается закричать, но голос не слушается ее. Ни звука. Крик звучит только в ее голове.

Она хочет встать, холод от поверхности, на которой она лежит, вызывает дрожь в каждой мышце. Сколько еще она так пролежит? Нужно встать, но Арина не может пошевелиться. Это открытие заставляет ее сердце сжаться от самого черного ужаса. Никогда в жизни ей еще не было так страшно. От паники становится трудно дышать, она пытается оглядеться, но ничто не нарушает монолитной черноты вокруг.

Потом открывается дверь, и яркий свет извне вычерчивает на черном каменном полу ее световой контур. Помещение большое, и до Арины не долетает и капли этого света, но она понимает, что это – тот самый каминный зал, где ее снимали в белоснежном платье. Только отчего-то зал теперь куда больше, чем ей запомнилось. Он просто огромный, и в этом кроется первая странность.

– Не надо! Нет! – кричит Арина, но снова ее голос не покидает ее сознания. Она – единственная, кто слышит себя. Вторая странность. Кто-то входит. Незнакомые люди с абсурдно похожими лицами – мужчины, все как один одинаково сосредоточены и ходят мимо нее, лежащей на ледяном каменном полу, но даже не смотрят на нее. Они вносят и выносят какие-то коробки, упаковки, полиэтиленовые свертки.

– Помогите! – кричит Арина, но – бесполезно. Вдруг яркий свет вспыхивает у нее над головой, зал залит светом, от которого режет глаза, но Арина не может закрыть их. Она смотрит вокруг, насколько ей позволяет ее неудобная поза – кроме нее на полу в этом огромном помещении лежат и другие девушки. Не только девушки, она видит, что ближе к стене валяются несколько молодых людей. Все они лежат без движения, все они похожи на… восковые фигуры.

О, боже! Они и есть восковые фигуры. Их позы неестественны, их лица и широко открытые глаза раскрашены акриловыми красками. Она одна – живая среди этого множества манекенов. Ведь она – живая? Вдруг Арина видит глаза – внимательные глаза незнакомого мужчины прямо над собой. Она не знает его, она впервые его видит. Он смотрит на нее, но отчего-то не слышит ее и не замечет того, что она – живая.

Она – манекен. На ней перепачканное краской белое платье. На ее лице застыла нелепая искусственная улыбка. Мужчина поднимает ее с полу, но она не чувствует тепла его рук. Он бесцеремонно вздергивает ее руки вверх и стаскивает с нее платье, оставляя ее совершенно голой.

– Оставь меня! – кричит она, но мужчина деловито подхватывает ее под плечи и перетаскивает к выходу из зала. Его движения спокойны и холодны, он сосредоточен и отстранен. Арина кричит и бьется, но никто не замечает этого, ни один человек. Мужчина выносит ее в большой зал – это магазин. Арина видит ряды одежды, косметические товары, видит людей, разговаривающих с красивыми продавщицами. Они улыбаются и наносят на кожу какие-то крема. Арина не чувствует запахов, не слышит разговоров. Мужчина открывает небольшую дверцу в стене и осторожно протаскивает Арину внутрь тесного куба, остекленного с двух сторон.

Витрина.

Арина мечтает потерять сознание, но лицо ее по-прежнему улыбается. Она ничего не может с этим поделать, пока мужчина устанавливает ее – голый, мертвый манекен – в магазинной витрине. Он расставляет ей ноги и не смущается, хватая ее за ягодицы или за бедра. Чтобы придать ее позе нужный градус вульгарной игривости, он сгибает ей ногу в колене и ставит ее на подставку, отставляя ей зад. Выгибает ей спину, и она застывает – обнаженная, склонившаяся вперед – в кокетливой позе: одна ладонь поддерживает ей подбородок, другая – на талии.

Она остается одна, отделенная стеклом от всего мира. Люди проходят мимо, обычная радостная, улыбчивая толпа. Они выворачивают шеи, таращась на манекен, который выставили, но не одели. Какой-то мальчик тычет пальцем в нее, группа молодых людей смеется. И вдруг среди множества лиц она замечает лицо Максима. Он стоит и глядит на нее, а толпа движется мимо него, обтекает. Люди идут все быстрее, сливаясь в единый поток. Лицо Максима мелькает – то появляется, то исчезает, но он не отрывает от нее глаз.

Арина зовет его, но он не слышит. Он поднимает руки, и она видит направленный на нее объектив. В его руках камера, он подносит ее к лицу, и яркая фотовспышка ослепляет ее. Она что-то кричит, ее легкие вот-вот разорвутся, она бьется, захлебывается слезами.

Ее голос вдруг пропадает, и его место занимает чей-то другой, ласковый, бархатный. Мужской.

– Ш-ш-ш, девочка моя. Тише, – Арина дергается и просыпается. Ощущая прикосновение крепких рук, она не может понять, где она и что произошло, но эти руки – теплые и такие нежные, и она отдается им, все еще потрясенная.

– Это был сон, только сон, – шепчет Максим. – Расскажи мне.

Но рассказать не так просто. События рассеиваются, спутываются в клубок многокрасочных ниток. Все вместе – и ничего в отдельности.

– Одна. Я – одна. Никого. Никто не слышит. Я не помню, не помню… – Она сбивается, а слезы текут по ее щекам, и отчего-то ей это приносит облегчение. Максим обнимает ее и прижимает к себе. Он целует ее в губы и шепчет жарко.

– Ничего не бойся, ты же со мной.

– Не уходи, – Арина вцепляется в его плечи, утыкается ему в грудь, и кошмар рассеивается.

– Я не уйду. Спи, – шепчет Максим. Он гладит ее по спутанным волосам, и она успокаивается, закрывает глаза и погружается в сон.

Он много дал бы, чтобы узнать, что ей приснилось.

Бедная девочка. Что он делает с ней? Разве этого он хотел? Почему ей снятся кошмары? Почему ей не снится жаркий, сводящий с ума секс и их поцелуи? Он обещал ей, что это лето станет для нее незабываемым, но он не имел в виду того, что она станет просыпаться в холодном поту, сотрясаясь от ужаса.

Сидя в кресле напротив большой кровати, он смотрел на Арину. Она мирно спала. А его глаза горели болью и чувством вины – двумя самыми его нелюбимыми чувствами. Он свел брови. Отчего-то эта девочка вызывала у него необъяснимую нежность и желание защитить ее. Но – от чего, если ее самая большая угроза исходит от него самого?

Меньше всего он хотел быть причиной ее кошмаров, ведь он сам, сколько себя помнит, засыпал одетым, никогда – на кроватях. Если уж кто и знал, что такое кошмары, так это баловень жизни Максим Коршун. Если б он мог, он бы не спал вообще, чтобы длинные кровавые щупальца его персонального дьявола с ледяными глазами не пробрались под одеяло и не душили его снова и снова, заливая белоснежные простыни кровью.