сняла с себя балахон, бросила его на одеяло и стала надевать платье. Оно было холодным, легким и слишком открытым. Никогда в жизни я не носила такое. Мне было ужасно неуютно и неудобно в нём. Грудь еле прикрыта, спина тоже почти голая, да ещё эти разрезы. Наверняка, при каждом шаге мои ноги будут оголяться чуть ли не полностью. И вот такой меня увидят тысячи солдат, мужчин. От одной этой мысли меня пробирала дрожь, и бежали мурашки по всему телу. Хорошо, что здесь нет зеркал, и я не вижу себя. Одной рукой мне никак не удавалось справиться с платьем. Да неужели это всё нарочно! Судья или кто там ещё придумал это, – они унижают и унижают меня, каждую минуту нахождения здесь, в этом мире, любыми способами.

– Рей, пожалуйста, помогите мне. Надо зашнуровать платье и застегнуть воротник, – мне было стыдно просить его об этом, стыдно стоять полуголой перед тремя мужчинами. Щеки горели огнем, я боялась лишний раз пошевелиться.

– У вас всё тело в синяках, – Рей говорил тихо и всё никак не подходил ко мне, я начинала мерзнуть и злиться.

– Да! Не обращайте внимания. Ну, скорей же, мне холодно и неудобно, – я больной рукой придерживала платье спереди, а второй пыталась застегнуть воротник. Рей наконец-то подошёл, и я почувствовала, как он осторожно затягивает ленты на платье, снизу-вверх. Иногда он поправлял их, и его пальцы касались моей спины. Каждый раз я вздрагивала. Сердце билось как сумасшедшее. Почему его прикосновения так действуют на меня? Этот мужчина не должен быть мне неинтересен, не здесь и не сейчас. Или я просто пытаюсь себя в этом убедить? Мне вспомнился его взгляд, когда он смотрел на мои руки, обрабатывая рану. Ещё тогда его прикосновения заставили моё сердце сжаться, но я не придала этому значения, поспешила забыть. – Рей…

– Да.

– Ваши руки…

– Что с ними? – он понизил голос.

– Они такие горячие, каждое ваше прикосновение обжигает. Вы не поверите, но… Сердце колотится так сильно, что мне трудно дышать, – зачем я вообще говорю это… Почему сейчас?

– Это от волнения, – его голос стал ещё тише. Только один вопрос был в моей голове. Почему я пожертвовала своей тихой и спокойной, пусть и скучной жизнью, ради этого человека, ради этих людей и их мира? Я тысячу раз за последние дни отвечала себе на этот вопрос и никак не могла ответить окончательно. Рей завязал ленты и медленно провел ладонью вдоль моего позвоночника к шее, чтобы застегнуть воротник. Мой пульс подскочил так, что на мгновение мне показалось, что я потеряю сознание.

– Рей, сейчас не время, я знаю…

– И я знаю, – он осторожно касался моего правого плеча одной рукой, а другой бережно придерживал за левое. Что мы делаем? Что он делает? И почему я не сопротивляюсь?.. Может ли быть так, что мы хотим сейчас одного и того же? Да почему бы и нет? Если дальше – заключение, допросы, казнь, смерть, пустота. Имею же я право на последнее желание? На последний миг удовольствия? Я снова вспомнила, что не позволяла себе отвечать на его взгляды, что боялась его, а он явно постепенно терял контроль над собой. Нет, нельзя вот так бездумно поступать, нельзя поддаваться сиюминутным желаниям. Но Рей действительно привлекательный мужчина, как бы я не пыталась переубедить себя, как бы не была зла на него. Высокий, стройный. У него густой, бархатный голос, четкий овал лица и глаза. Бездонные черные глаза, в которых не видно зрачков. В них я и готова утонуть здесь и сейчас, у меня нет сил сопротивляться. И не важно, что это глупо, странно и пошло. Он – именно то, что мне нужно сейчас, то, чего я хочу. Лучше он, чем солдаты. А что потом, уже всё равно.

– Командующий, у вас всё хорошо? – голос Линкока раздался как раз в тот момент, когда Рей развернул меня и с силой притянул к себе. – О… Так… Франц, отвернись, тебе ещё рано видеть такое…

Линкок озвучил мысль о том, чего ещё не произошло. В обычное время я смутилась бы, но сейчас мне неважно, что и кто говорит. Я стояла и смотрела на Рея, а он – на меня. Крепкие руки на моей спине, на талии. Наши лица так близко, что я чувствую его дыхание – осторожное, сдержанное. И черные глаза, красивые и страшные, нечеловеческие. Я смотрю в них как завороженная, опять… И отчего раньше черный цвет и темнота казались мне такими жуткими. Нет в них ничего ужасающего, наоборот – в них нет ненавистного белого цвета. Рей прижал меня чуть сильнее так, что я не могла сделать полный вдох, и наклонился ко мне ещё ближе, я почувствовала легкое прикосновение к своим губам и ответила ему. Это был невероятный поцелуй – страстный, голодный, будто бы он и первый, и последний в жизни. Я чувствовала привкус крови на губах Рея и вспомнила, как отчаянно хлестала его по лицу. Сейчас та злость и ненависть переросли в обжигающее желание обладать этим человеком, слиться с ним в единое целое. Безумие – но я хотела Рея как никого и никогда, до дрожи в руках, до полуобморочного состояния.

– Рина, я украл у тебя твою жизнь… Ты же понимаешь? – он оторвался от моих губ и посмотрел в глаза, нежно проведя рукой по моим неровно остриженным волосам.

– Наверное, но мне, правда, всё равно… Особенно сейчас, – свободной рукой я обхватила его шею, как же давно мне хотелось расстегнуть эту слишком правильную верхнюю пуговицу на рубашке – и я сделала это. Смешной и немного детский протест против его безупречного вида, невозмутимого выражения лица, с которым он мог говорить и делать всё, что угодно. «Покажи мне свои эмоции, будь самим собой» – молила я его беззвучно.

И в тот же момент, Рей спокойно, без всяких слов, словно давно ждал этого, расстегнул следующую пуговицу сам, провел рукой по моей щеке, опустился к шее, и я перестала думать и контролировать себя, свои чувства – просто не сопротивлялась ничему, угадывая следующие действия Рея. Сердце билось где-то в районе солнечного сплетения, ноги стали ватными, я прикрыла глаза и сделала глубокий вдох – губы Рея оказались на моей груди, он спускался ниже, обжигая меня прикосновениями – ласковыми, осторожными. Человек, управляющий войсками, в прошлом – жестокий Палач, убийца, откуда в нём столько нежности? Я не успела сполна прочувствовать всю прелесть его поцелуев, как всё произошло моментально