Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Книспель внимательно выслушал рассказ одного из танкистов, участвовавших в атаке на русский заслон к западу от шоссе, и лишь молча покачал головой. Двести метров… Для танка это, практически, в упор. Но когда твой противник не такой же танк или противотанковая пушка, а стреляющий из кустов солдат…
В боевых порядках пехоты, идущей впереди танков, заплясали взрывы осколочных снарядов. Слева и справа с опушек лесных массивов открыли огонь орудия вкопанных в землю танков. Снова вступили в бой захваченные русскими трофеи, но с этими, по крайней мере, было понятно, как бороться.
— Бронебойный!
— Готов!
— Герр обер-лейтенант…
— Короткая!
Доворот башни, вертикальное наведение… Выстрел! Вспышка. Пробития нет, но танку противника заклинило башню.
— Бронебойный!
— Готов!
Выстрел! Пробитие! Из бокового люка тяжело вываливается русский танкист. Похоже, он ранен и пытается покинуть подбитую машину. Очередь! Стрелок-радист реагирует быстро, однако русский успевает скрыться за бруствером окопа. Не важно — пехота с ним разберется.
— Вперед!
Гулкий удар в лобовую броню. Рикошет!
— Слева двадцать огневая точка противника! Бронебойный!
Время спрессовалось в плотный поток, и, как всегда в бою, Курту казалось, будто он смотрит на себя со стороны. Возможно, организм просто защищался таким образом от жестокого стресса, пытаясь отгородиться от понимания, что в любой момент он может погибнуть от осколка пробитой брони или исчезнуть во вспышке детонирующего боезапаса.
Пехота миновала три искореженных танка, выдвинутых противником на передовые позиции, и уже почти добралась до первой линии окопов. Русские танки с опушки леса больше не стреляли. Пятьдесят стволов против жалкого десятка сделали свое дело. Бой в небе закончился вничью. Обе стороны понесли тяжелые потери и отправились на свои аэродромы зализывать раны.
— Герр обер-лейтенант… — Книспеля, как будто что-то ударило изнутри.
Курт никогда не видел, как действует новое оружие русской пехоты, но, пройдя многие десятки боев, один из лучших танкистов вермахта приобрел звериную интуицию и понимание сути танкового сражения. Он хотел предупредить командира о том, что вот прямо сейчас, скорее всего, противник применит свой главный козырь, но тот понял его неправильно.
— Короткая!
— Нет! — выкрикнул Книспель, однако танк уже остановился. — Нельзя стоять!
Десятки ярких вспышек и огненных росчерков, казалось, ударили со всех сторон — с опушки леса, с продолжавших огрызаться винтовочно-пулеметным огнем разбитых русских позиций, из-за застывших остовов танков, подбитых еще при прошлой атаке…
Вспышка! Хлопок! Какой-то дикий, нечеловеческий крик механика-водителя. Смертельный жар вспыхнувшего горючего… Книспель осознал себя уже на снегу. Как он успел выпрыгнуть из танка, Курт не помнил. Их Т-IV пылал ярким костром. Кроме него из танка, похоже, никто так и не выбрался.
Боли Книспель не чувствовал, но, судя по прожженной форме и волдырям на руках, она придет позже, когда пройдет состояние шока.
Курт оглянулся вокруг. Все поле было затянуто дымом, в разрывах которого виднелись подбитые и еще движущиеся танки. Слух уже плохо воспринимал даже близкие взрывы. Немецкий танкист понимал, что контужен, но сейчас ему не было до этого никакого дела. Его волновало только одно — продолжающийся бой.
Шестой танковый полк понес чудовищные, просто немыслимые потери, но продолжал идти вперед. Пехота ворвалась, наконец, в русские окопы, овладела первой линией и уже вела сражение за вторую, сцепившись с красными в жестокой рукопашной схватке.
Уцелевшие танки утюжили окопы, до которых еще не добрались гренадеры, а в дыму мелькали все новые силуэты боевых машин с крестами на башнях. Но бой еще не был выигран. На глазах Курта ближайший к нему Т-III получил попадание в башню тем самым реактивным снарядом, выпущенным из ручной пусковой установки. Танк вздрогнул, но даже не остановился, хотя его пушка опустилась, а башня замерла в повернутом чуть вправо положении. Похоже, командир и наводчик получили ранения или были убиты, но танк продолжал ползти вперед, поливая правый фланг русских позиций из курсового пулемета.
Ожесточение схватки достигло максимума. Курт по-прежнему не чувствовал своего тела, которое, по идее, должно было разрываться от боли. Краем сознания он понимал, что действительно серьезных ран ему удалось избежать, но и того, что выпало на его долю, должно было хватить для потери сознания. Однако мозг оставался относительно ясным, и Книспель успел увидеть, как откуда-то справа, где уже был виден выход из этого проклятого лесного «коридора», появилась группа немецких танков с крупными красными звездами на башнях.
Курт хотел крикнуть, чтобы предупредить об опасности своих товарищей, однако из горла вырвались только хрипы и сипение. Книспель попытался встать, рывком поднялся на одно колено, но на этом силы израненного организма иссякли, сознание, наконец, отключилось, и Курт, пошатнувшись, упал спиной в грязный снег.
Глава 12
С наступлением темноты бой постепенно стих сам собой. Немцы все-таки захватили наши позиции. Сильно поредевшие гранатометные роты вместе с немногими уцелевшими бойцами майора Егорова и двумя оставшимися в строю трофейными танками были вынуждены отступить на юг к небольшому перелеску, где еще днем мы в большой спешке оборудовали нечто вроде тыловой линии обороны.
Сил продолжать атаку у противника уже не было. Продравшиеся, наконец, через лес по кривым проселочным дорогам немецкие штурмовые орудия и мотопехота вступили в бой в самом конце сражения. Собственно, именно они и стали последней каплей, склонившей чашу весов в сторону противника.
Немцы сунулись было нас преследовать, но гранатометчики сожгли три «штуга», и пехота противника быстро растеряла весь свой энтузиазм.
Противник вырвался из лесного «коридора», однако, похоже, генерал Роммель был сам не рад этой победе. Залезть в его мозг я, понятное дело, не мог, но вряд ли цена достигнутого успеха казалась «Лису пустыни» приемлемой. После сегодняшних потерь и ухода двух танковых полков в группе Роммеля осталось двести с небольшим боеспособных танков, и это с учетом переподчиненных ему остатков танковых соединений генерала Гёпнера. Сила, конечно, немалая, но тянула она на крепкую танковую дивизию, не более.
Ситуация на Рогачевском шоссе застыла в состоянии шаткого равновесия. Роммель проводил очередную перегруппировку и готовился с рассветом продолжить наступление, но ситуация в очередной раз изменилась.
В два часа ночи в небе за нашими спинами возникло четко видимое зарево от многих сотен осветительных ракет, и относительная тишина взорвалась грохотом артиллерийской канонады. Со стороны Москвы по внешнему фронту окружения ударила сто тридцать четвертая танковая бригада. В пробитую танками брешь устремились красноармейцы стрелковой дивизии полковника Прокофьева. Они разворачивались фронтом на запад и восток, удерживая стенки пробитого коридора.
Изнутри котла навстречу деблокирующей группировке перешли в наступление немногочисленные