— Нет, это просто невыносимо, — громким шепотом сказала Десси Аллейну. — Конечно, мы все переживаем. Бедный Карабас! И отец был так привязан к нему. Но, честно говоря, под угрозой оказалось здоровье каждого из нас. Это стригущий лишай, точно. Шерсть клочьями отваливалась. Явно это он был первопричиной болезни детей. Мы поступили совершенно правильно, положив этому конец. Пэнти, пошли.

Девочка недовольно поплелась за взрослыми. На верхней площадке их встретила мисс Кэролайн Эйбл и с бодрым восклицанием: «О Господи, что за шум!» бросила ясный прочувствованный взгляд на Аллейна и Фокса, после чего увела свою подопечную.

— Мне так стыдно, — вскричала Дездемона, — что вы встретили здесь такой прием. Право, эта бедная Пэнти просто невыносима. Мало кто любит детей, как я, но у нее слишком уж трудный характер. А в доме, где случилась трагедия и где у всех нервы на пределе…

Она снова заглянула ему прямо в глаза, беспомощно махнула рукой и наконец провела гостей в зал. Аллейн быстро оглядел пространство под галереей, но портрета там еще не было.

— Сейчас позову сестру и золовку, — начала было Дездемона, но Аллейн прервал ее:

— Если можно, мне хотелось бы сначала поговорить с вами. — И по реакции Десси, исполненной величественного достоинства, понял, что просьба эта ее не огорчила.

Она провела его в маленькую гостиную, где Трой некогда обнаружила Соню Орринкурт и Седрика, хихикающих и перешептывающихся о чем-то на диване. На тот же диван села и Дездемона. Проделала она это, отметил Аллейн, весьма элегантно: не глядя опустилась на диван и свободно раскинула руки.

— Полагаю, — начал он, — ваш брат объяснил вам формальную сторону сложившейся ситуации. Перед тем как предпринять какие-либо шаги, мы обязаны провести всестороннее расследование.

— Ясно, — кивнула Дездемона. — Ясно. Слушаю вас.

— Говоря без обиняков, сами-то вы думаете, что в анонимке может быть хоть какая-то правда?

Дездемона бережно прикрыла глаза ладонями.

— О, если бы я только могла не поверить! — вскричала она. — Если бы только могла!

— Надо полагать, у вас нет ни малейшего представления, кто бы мог быть автором письма?

Дездемона покачала головой. Аллейну показалось, что она разглядывает его сквозь пальцы.

— Кто-нибудь из вас ездил в Лондон после похорон отца?

— Ужасно! — Дездемона уронила руки на колени и открыто посмотрела на Аллейна. — Этого я и боялась. Ужасно!

— Что ужасно?

— Вы подозреваете, что письмо написал кто-то из нас? Кто-то здесь, в Анкретоне?

— Что ж, — заметил Аллейн, подавляя раздражение, — не такое уж абсурдное предположение, как вам кажется.

— Да нет, конечно, нет. Только уж больно неприятное.

— Итак, кто-нибудь из вас ездил в Лондон…

— Дайте подумать, дайте подумать, — забормотала Дездемона, вновь прикрывая глаза ладонью. — Вечером. После того, как все мы… после папиных похорон и после того, как мистер Рэттисбон… — Она снова беспомощно махнула рукой.

— …зачитал завещание? — закончил за нее Аллейн.

— Ну да. Это было вечером, в половине восьмого. Томас, Дженетта (моя золовка), Фенелла (ее дочь) и Пол (мой племянник Пол Кентиш) — все они отправились в Лондон.

— И потом вернулись? Когда?

— Отнюдь. Дженетта здесь не живет, а Фенелла и Пол из-за… ладно, не важно, так или иначе, Фенелла поехала к матери, и Пол, наверное, тоже. А Томас, как вы знаете, живет в Лондоне.

— И больше никто из Анкретона не уехал?

Выяснилось, что на следующий день первым же утренним поездом в Лондон отправились Миллимент, Седрик и сама Дездемона. Предстояло кое-что сделать. Вернулись они к вечеру. Именно тогда, в среду, с вечерней почтой, прикинул Аллейн, анонимка пришла в Ярд. Путем наводящих вопросов он выяснил, что в Лондоне они разошлись каждый по своим делам, с тем чтобы встретиться вечером на вокзале.

— А мисс Орринкурт? — поинтересовался Аллейн.

— Боюсь, — величественно ответствовала Дездемона, — что я не имею ни малейшего представления о передвижениях мисс Орринкурт. Вчера ее весь день не было видно, может быть, она ездила в Лондон.

— А вообще-то она здесь сейчас живет?

— Судя по виду, мистер Аллейн, вас это удивляет, — сказала Дездемона, хотя самому Аллейну вовсе не казалось, что он выглядит хоть в малейшей степени удивленным. — И это после всего, что произошло! После того, как она настраивала папу против нас! После всех унижений и обид, которые мы от нее претерпели. И — да, она живет здесь. Тью-ю!

— А сэр Седрик?..

— Седрик, — заявила Дездемона, — теперь Глава Семьи, но при этом я вынуждена прямо сказать, что, с моей точки зрения, во многом его поведение необъяснимо и неприемлемо. Особенно с Соней Орринкурт (никто и никогда не заставит меня поверить, что это ее настоящее имя). Что ему нужно, что нужно им обоим… ладно!

Аллейн не стал настаивать на подробностях, связанных с поведением и планами Седрика. Сейчас его больше интересовала сама Дездемона. На противоположной стене висело зеркало в георгианской раме. Аллейн заметил, что Дездемона время от времени поглядывает в него. Даже не убирая ладони от глаз, лишь слегка поворачивая голову, она успевала незаметно, но внимательно оценить свой вид. Вроде бы она смотрела на Аллейна, но при этом ее взгляд нет-нет да возвращался к зеркалу, и Дездемона каждый раз с удовлетворением удостоверялась, что производит нужное впечатление на собеседника. Аллейну же казалось, что он беседуете манекеном.

— Насколько я понимаю, — продолжал он, — это вы обнаружили в саквояже мисс Орринкурт банку с крысиной отравой?

— Кошмар, верно? Вообще-то нас там было четверо. Моя сестра Полин (миссис Кентиш), моя золовка и мы с Седриком. Это было в ее гардеробной. Обыкновенный на вид саквояж, весь обклеенный ярлыками туристических компаний. Тысячу раз говорила я Томасу, что это всего лишь жалкая актрисуля. Даже меньше. Ее место в третьем или четвертом ряду хора, и то если повезет.

— И это вы открыли банку?

— Почему я? Мы все. Седрик попытался отвернуть крышку, но она не поддавалась. Тогда он потряс банку и сказал, что, судя по звуку, она не заполнена. — Дездемона понизила голос. — Полупустая, говорит. А Милли (это моя золовка, миссис Генри Анкред) подхватывает… — Дездемона замолчала.

— Да? — поторопил ее Аллейн, изрядно утомленный этими отступлениями в область генеалогии. — Так что же сказала миссис Генри Анкред?

— Что, насколько ей известно, эту банку никогда не открывали. — Она уселась поудобнее и продолжала: — Не понимаю Милли. Она так уверенно обо всем судит. Да, признаю, она совершенно незаурядная личность, но… как бы сказать, она не из Анкредов и ей непонятны наши чувства. Она… давайте смотреть правде в глаза, она из СК[46], вы же понимаете.