Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Была уже глухая ночь, когда на пороге отделения появился Пётр Васильевич и, встретив вопросительный взгляд Марины, устало произнёс.
— Сделали всё, что смогли. Спасла толстая куртка, хотя кровопотеря большая. Пришлось удалить селезёнку. Сегодня Степанков дежурит, ты ведь знаешь, он — асс по ножевым…
— Кто его ранил?
— Сразу задержали каких-то двух подонков. Они храм обчистили, икону, ну, ту самую, чудотворную, пытались вынести. Отец Михаил случайно мимо шёл. Попытался их остановить… Вот такие дела. Сейчас его привезут, ты подготовь там… ну, сама знаешь.
— А жена? Жена здесь?
— Да. Конечно. Так под дверью операционной и простояла больше двух часов.
Вскоре отца Михаила переложили на функциональную кровать в реанимационной палате. Он был ещё в глубоком наркозе, активных действий от персонала не требовалось, и Марина, наконец, вышла в коридор. Матушка Наталья со старшей Ксюшей сидели на короткой банкетке, крепко прижавшись друг к другу. Матушка была очень бледна, но сдержанна, Ксюша глотала слёзы, отворачиваясь от матери. Наталья Владимировна поднялась со своего места, увидев медсестру, но, узнав Марину, вздохнула с облегчением.
— Ты дежуришь? Слава Богу, свой человек рядом. Как он?
— Спит. И ещё долго спать будет. Он под наркозом сейчас. Но операция прошла успешно. Сегодня очень хороший хирург дежурит. Он у нас лучше всех оперирует ножевые ранения.
— Да… Мне операционные сёстры сказали… Меня к вам в отделение не пустят?
— Сейчас — нет, конечно. А потом — по состоянию. Вы ему сейчас ничем не поможете. Идите домой, матушка. Успокойтесь, хоть немного, и молитесь.
— За него весь приход сейчас молится. Уже все знают. Весь город знает. — Всхлипнула Ксюша.
— Держитесь. Я буду звонить Вам каждый час.
— Когда в сознание придёт, позвони.
— Обязательно.
— Ты утром сменишься?
— Сменюсь. Но домой не уйду. И Петр Васильевич, наш заведующий, это он наркоз давал, он тоже будет завтра здесь до конца рабочего дня.
Матушка тяжело вздохнула, но возражать не стала.
— Пойдём, Ксюша.
Марина проводила их до дверей приёмного отделения, через которое только и можно было выйти из больницы в ночное время.
К утру отец Михаил посмотрел на Марину вполне ясным взором. Не сразу, конечно, но сознание возвращалось к нему. Он понял, где находится, вспомнил, что случилось в эту ночь. Он был очень слаб, бледен, но попытался даже улыбнуться, когда узнал Марину, которая склонилась над ним, подсоединяя к подключичному катетеру очередную капельницу. Он хотел что-то сказать, но она приложила палец к губам.
— Тихо, тихо… Сейчас — спать! После поговорим. Матушке Наталье я позвоню. Спать, спать…
И отец Михаил закрыл глаза. Рядом тихо работал какой-то аппарат — «хлоп — хлоп». И под это успокаивающее ритмичное хлопанье он погрузился в глубокий послеоперационный сон.
На второй день Марина слышала, как Пётр Васильевич сказал матушке Наталье.
— Состояние тяжёлое. Но стабильное. Пока никаких негативных сюрпризов. Но Вы, более, чем кто-либо, должны понимать: половина успеха зависит от нас, половина — от Господа Бога, которому он служит.
— Я знаю. Марина говорила.
— Марина — молодец. — Кивнул Пётр Васильевич. — Она от постели Вашего мужа на шаг не отходит. Все назначения врачей сама выполняет. Поставила себе подряд несколько дежурств. Так вообще не положено, но домой всё равно не уйдёт, я её знаю, пришлось смириться.
На третий день к отцу Михаилу пустили жену и, очень ненадолго, следователя.
Но допросить его следователь не успел. Спрашивал отец Михаил.
— Икона… — Больной говорил ещё очень тихо. Было больно не только говорить, но даже дышать. — Где икона?
— С иконой всё в порядке, не волнуйтесь. Она в спецхране, опечатана. Хорошо, что реставратор не успел в Петербург уехать. Внимательно её осмотрел и никаких повреждений не заметил. Стекло, конечно, придётся новое вставить. А всё серебро, похищенное из храма, находится у меня в сейфе.
— Образ надо вернуть людям… В храм…
— Вернуть её до суда мы не можем, поскольку она — вещественное доказательство. Как только пройдёт суд, а он будет только после того, как Вы выйдете из больницы, всё украденное будет возвращено в храм.
Отец Михаил прикрыл глаза в знак согласия.
— Кто они, эти разбойники?
— Да так — мелкие воришки. Икону похитили по глупости, услышали про реставратора, поняли, что она — большая ценность. Хотели разбогатеть, но даже не подумали, куда её девать? Вокруг нас леса и болота, единственная шоссейная дорога через город проходит, далеко не уедешь. И нож этот придурок в ход пустил с перепугу. Говорит, что Вы их увидели и могли признать…
— Сигнализация… Почему была отключена сигнализация?
— Там хитрая история… Матушка Ваша… забыл, как её зовут…
— Мария.
— Да, Мария. В тот день приболела. Поручила закрыть храм и включить сигнализацию своей дочке, довольно кокетливой девице. Та вроде бы всё сделала, как надо, но дверь запереть не успела. Парни эти не собирались храм грабить, шли мимо. Эта девчонка их знакомой оказалась. Они её увидели, решили, что можно, рискнуть. Принялись зубы ей заговаривать. Один с ней болтал, отвлекал, а второй за её спиной отключил сигнализацию, которую она только что включила… Девица спокойно домой ушла. Замки в дверях собора не слишком надёжными оказались, ну, и кое-какой воровской опыт у этих разбойников имелся… Вот так они и оказались в храме.
Сам следователь едва успел задать священнику несколько вопросов, как Пётр Васильевич выпроводил его из отделения. На пороге успокоил.
— Если всё пойдёт по плану, то дня через два-три мы отца Михаила в палату хирургического отделения переведём. Там все свои вопросы и зададите.
В зале суда собрался почти весь город. Покушение на настоятеля храма, любимого священника, кража чудотворной иконы и воровство ювелирных изделий из церковной лавки наделали много шума. Были здесь не только прихожане собора, но и много членов городского правительства во главе с самим председателем муниципалитета, который прекрасно знал отца Михаила, и даже посетил его несколько раз в больнице. Прибыв в зал суда одним из первых, председатель встретил отца Михаила с матушкой Натальей прямо в