возможность быть с женщиной и доверять ей, не ожидая, что она убьет их, когда их тела соприкоснутся.

Тревис останавливается. «Слова – не оружие», – думает он. Его мать говорила так много слов, и среди них было даже слово «любовь». Но он чувствовал ее любовь лишь единственный раз, когда слова не имели значения, по крайней мере из ее уст. «Музыка», – думает он. Музыка – это все, что важно. Он закрывает глаза и пытается вспомнить музыку, ее мягкие ритмы и то, как они терялись в следах друг друга и в тенях, но слышит и видит только кричащую гуковскую девочку и внезапный взрыв, разрывающий ее, будто сладкую вату, красную и липкую, и последовавшее за этим безмолвие.

Большой К. встает. В свете костра он кажется еще выше и чернее. Он говорит всем, что нужно делать теперь, когда они, каждый из них, преодолели точку невозврата, что теперь они не просто воинское подразделение с каким-то номером. Он поднимает обрубок руки, которая некогда принадлежала Крюсу, и целует ее, а потом бросает в костер.

– Мы изменились, братья, – говорит он, и остальные соглашаются. – Время пришло, – говорит Большой К.

«Во множестве миров отсюда, – думает Тревис, глядя на звезды чуть позднее этим же вечером, после того, как горячий нож Большого К порезал его руку. – На той стороне неба, где вместо темноты свет. Вот где сейчас та музыка».

Утром они спускаются с хребта. Тревис оглядывается назад, где между деревьев проступает деревня, а над ней – столб черного дыма. Она напоминает ему что-то, но сейчас рано, а солнце уже палит, и он не может больше думать о том мире и каков тот из себя.

V. Путь крови

Пятница

17 октября

Он заблудился в пустыне, дорогу размыло дождями. Он трясся вдоль рельсов, которые упирались в оцинкованные ворота с колючей проволокой, оканчивались скалистыми тупиками и глубокими ущельями, заполненными дождевой водой. Буря бушевала далеко на востоке. Вода спугнула антилоп, зайцев и редких койотов – всех их мимолетно высвечивали его фары, и он видел их сияющие целеустремленностью глаза.

Кровь бежала из его ран и спускалась по ноге в левый ботинок, так что вскоре, когда он нажимал на сцепление, раздавалось влажное хлюпанье. Окна запотевали от его дыхания, и ему надоело их вытирать. В дальнем свете он видел заросли кактусов, кустарника по обе стороны от себя. Поняв же, что вновь едет по дороге – широкой и укатанной, – он стал вести свой дребезжащий пикап с кемпером на кузове как можно ровнее, пока наконец на горизонте не осталось никаких больше источников света и признаков людей. Тогда он позволил ботинку соскользнуть с педали газа на тормоз и съехал на обочину. Пикап остановился. Тревис заглушил двигатель и выключил фары. Потянулся, чтобы открыть дверь, думая перебраться в кемпер, но когда чуть поерзал на сиденье, боль пронзила его бедро и бок, перед глазами поплыло. Он повалился на бок, ночь окутала и кемпер, и водителя, словно огромными черными крыльями, и все вокруг исчезло.

Когда Тревис проснулся, сиденье под ним было липким от крови. Повернув голову, он увидел сквозь грязное стекло, как по полям к западу подкрадывался рассвет. Пикап стоял припаркованный наискось в тени низкого склона, среди кустов, розовеющих в утреннем свете. Тревис облизнул губы. У него болела голова. Он сонно моргнул и, почувствовав, как натянулись у него струпья на ране под рубашкой, все вспомнил.

Он выпрямился за рулем и поморщился от тупой боли в боку и в ноге. Последняя так онемела, что он едва мог поднять ее и надавить на педаль сцепления. Правой рукой он поправил шляпу на голове: она смялась с той стороны, которой он прижимался во сне.

Он смотрел, как свет ползет по полям, и понимал: скоро ему придется ехать туда по залитым им участкам. Под солнцем и голубым небом. Он посмотрел на кровь, скопившуюся и затвердевшую на полу, и подумал: «Я не хочу, чтобы все вот так закончилось».

Опасаясь, что ему не хватит сил достать свои вещи из кемпера, что он рухнет на крыльце и сжарится на солнце, он повернулся к соседнему сиденью, где лежала смятая джинсовая куртка мертвой девушки. Обернул ею голову и стал задыхаться от запаха ее духов. Затем завел свой «Форд» и выехал на гравийную дорогу, вскоре после чего добрался до асфальта, где остановился на холостом ходу. Он посмотрел направо, на запад. Затем налево, на восток. Повернул на запад и направился прочь от солнца. Вперед, подальше от своего дома.

Аннабель тем утром приготовила завтрак для Сэнди, после чего спустилась из мотеля, чтобы подождать вместе с ним автобуса. Они сидели в тени навеса старого заправочного островка.

– Что-то ты тихий, – заметила она.

Он надел рюкзак и потянул за нитку, которая выбилась из шва на лямке.

Она положила ладонь ему на волосы, провела по загривку. Коснулась его плеча.

– И поел плохо.

– Я в порядке. – Мальчик лишь пожал плечами.

– Еще злишься, что я отправила тебя спать?

Он еще раз пожал плечами.

– Так не злись, – сказала она. – Мы почти сразу разошлись, как ты ушел.

Вскоре автобус подкатил к стоянке, прошипев открывающейся дверью, и сын направился туда.

Она крикнула ему вслед:

– Я тебя люблю!

Он поднялся по ступенькам, и двери за ним закрылись.

В офисе она оторвала клочок бумаги и нацарапала на нем: «На вторник работы нет» и вышла, прикрепив его над ящиком для Стиллуэлла, чтобы тот прочитал, когда вернется. Накануне вечером он уехал так внезапно, и она думала, что это могло быть навсегда. И решила: будь как будет. Затем она сделала еще одну записку, покрупнее, на белом печатном листе. Написала фломастером заглавными буквами: «РЕСТОРАН И МОТЕЛЬ ЗАКРЫТЫ С ПН. ПО ПТ. ДО СКОРОЙ ВСТРЕЧИ!» И когда повесила ее на окно кафе, на парковку заехал первый пикап завсегдатаев с шестью загорелыми мужчинами в джинсовых куртках и соломенных шляпах. Она вышла к ним и извинилась, пояснив, что у нее появились некоторые дела. Водитель кивнул, поблагодарил ее и уехал в направлении города, где, знала Аннабель, они могли найти печенье и картофель фри в «Тексако».

Сама она вернулась из города в полдень. Свернула с шоссе на свою подъездную дорожку и увидела, что перед домом стоит пикап с кемпером. Остановилась и посидела немного в своем работающем на холостом ходу универсале. На заднем сиденье стоял бумажный пакет из «Бережливого Дэна» со