на якоре. От пирса не очень далеко — метрах в трёхстах, не больше. Полная свобода действий! Иди куда хочешь, хоть в первый отсек сходи, хоть в седьмой. Хочешь — по палубе прогуляйся, двадцать метров в нос, тридцать в корму. Хочешь — на берег смотри сколько угодно, никто не запрещает, но сойти нельзя, штатных плавсредств нет, да и командир не разрешает.

В бинокль с мостика весь город как на ладони, дом свой можно разглядеть, а если поднять перископ, то и на жену в окно полюбоваться. Семейная жизнь, таким образом, течёт своим чередом, под полным контролем, но — на расстоянии. А на дворе август — бархатный сезон. Корпус подводной лодки раскалился, как сковородка. Душа рвётся на берег, на пляж. Смельчаки пробовали у борта купаться — не очень. Те, кто рискнул, неделю потом мазут с разных частей тела соскрёбывали. Да что мазут — кое-кто вляпался и похуже. Как потом выяснилось, метровая труба городской канализации выходила наружу как раз под днищем нашей субмарины, поэтому заплыв вдоль её бортов напоминал сложное маневрирование среди плавающих мин.

Но я отвлёкся. Я о другом хотел рассказать, о том, как незнание закона Архимеда едва не стоило Арнольду жизни, а всему экипажу по той же причине пришлось выдержать строгий двухнедельный пост.

В один из таких прекрасных дней пришлось нам пополнять запасы продовольствия. Происходило это всё там же, посреди бухты, на якоре. Организация мероприятия была, как всегда, на высоте. Старшина команды снабжения — розовощёкий, в меру упитанный и в меру же стеснительный воришка-мичман — получал на складе мешки и ящики, подвозил их на грузовике к пирсу, и всё это добро матросы закидывали в ялик. Ялик был взят во временное пользование со стоящего неподалёку торпедолова под расписку и за плату в виде литра технического спирта. И, может быть, не случилось бы ничего страшного и не постигли нас такие убытки, не назначь старпом командиром транспортной шлюпки мичмана Затычкина.

Преисполненный гордости за оказанное доверие, Арнольд с энтузиазмом приступил к исполнению своих командирских обязанностей. Подбоченясь на корме шлюпки, новоиспечённый судоводитель самозабвенно руководил процессом и время от времени грозно покрикивал на зазевавшихся матросов:

— Эй, вы! Эти мешки сюда давайте! Эти ящики на нос! Да осторожней, оболтусы, стекло ведь! Эй, куда там ящик с вином потащили? Ну-ка взад вернули живо! Эти коробки под баночки задвигайте, пакеты сюда, ко мне поближе кидайте. Да быстрее вы шевелитесь, анафемы, ужин через час, а вы, как тараканы беременные, ползаете!

Увлекшись и горя желанием за один раз переправить на лодку всё, что вместил в себя пятитонный ЗИЛ, Арнольд не заметил, что ялик уже критически осел. Но так как на палубе оставалось ещё достаточно места, то погрузка ударными темпами продолжалась. В итоге случилось то, что и должно было произойти с человеком, демонстративно игнорирующим изучение элементарных законов физики. Приняв на грудь очередной мешок, Арнольд почувствовал, что стоит уже по колено в воде и палуба стремительно уходит у него из-под ног.

Сообразив, что произошла катастрофа, Арнольд несколько растерялся. Он ни в коем случае не хотел выпускать из рук переданный ему напоследок мешок с сахаром. Прижав его к груди, он, как истинный командир, гибнущий со своим судном, сначала медленно, потом всё быстрее, быстрее и, наконец, когда вода дошла до пояса, начал стремительно погружаться в пучину. Возможно, он решил спасти хоть часть гибнущего в кораблекрушении по его вине народнохозяйственного груза. Но такая самоотверженность ничего не дала. Не более чем через минуту Арнольд вынужден был всплыть, оставив на морском дне взятый под расписку казённый ялик и весь двухнедельный запас продовольствия для всего экипажа.

Еще какое-то время он барахтался на радужной, покрытой нефтяной плёнкой поверхности воды. Его голова показывалась то здесь, то там среди использованных презервативов, обрывков газет, разбухших окурков и прочей дряни.

Его пытались спасать, но он не давался. Продолжая то и дело нырять, Арнольд что-то кричал, призывая сгрудившихся на пирсе многочисленных зрителей присоединяться к нему, спасать груз.

Когда Арнольда наконец-то выловили и на другой, вновь зафрахтованной шлюпке, доставили на расправу к командиру, выяснилось, что Затычкин Арнольд Кузьмич, мичман, старшина команды машинистов-трюмных большой дизельной подводной лодки, мастер военного дела, коммунист, примерный семьянин, совершенно не подготовлен теоретически к исполнению своих служебных обязанностей. Узнав об этом, командир сильно рассвирепел. Он топал ногами и так громко кричал, что его можно было слушать даже на берегу, а мамаши в близлежащих домах спешно принялись затыкать детям уши. Среди непрекращающегося потока разнообразных слов единственным приличным было всячески склоняемое имя бедного старика Архимеда.

В итоге оставшиеся две недели ссылки мы провели на голодном пайке. Питались воблой (герметически запаянные банки не утонули) и заспиртованным хлебом, оставшимся от старых запасов. Разнообразие в питании достигалось тем, что хлеб нарезался кусками разных размеров, а из воблы научились делать котлеты и уху. А что Арнольд? С ним всё в порядке. Он выучил не только закон Архимеда, но и все существующие ныне законы физики, потом даже бойко пересказывал на досуге основные положения Эйнштейновской теории относительности. И не мудрено. Два месяца просидел он без берега на железе, сдавая командиру наизусть школьные учебники физики с шестого по десятый класс. Кстати, потом, уволившись из рядов ВМФ, Арнольд поступил в университет на физический факультет, стал учёным, сделал какое-то эпохальное открытие, получил Нобелевскую премию, половину которой отдал командиру. За то, что сподвигнул, так сказать.

Но этот случай я привёл к слову. Просто хотел показать, как в нашем мире всё взаимосвязано. Как порой бывает, что совершенно абстрактная причина неумолимо перетекает в следствие, а затем во вполне осязаемый неутешительный результат, и как знание или незнание элементарных законов физики непредсказуемо может влиять на нашу повседневную жизнь.

Но вернёмся к теории. Без неё, как мы имели возможность убедиться, на флоте и шагу ступить нельзя. Поэтому прошу ещё несколько минут терпения у моего любознательного читателя и, чтобы ему не надоесть, спешу логически завершить затянувшуюся теоретическую часть.

Теперь, когда мы до зубов вооружены знанием закона Архимеда, нам не составит никакого труда разобраться, как же всё-таки подводная лодка погружается, и особенно — как она потом всплывает. И если какому-нибудь недобитому умнику взбредёт в голову опять поиздеваться над нами, он уже не застанет нас врасплох своими каверзными вопросами. Мы тут же найдём ему достойный ответ, даже не посылая куда подальше, как непременно поступили бы ранее. Логично и аргументировано мы сможем ему объяснить, что подводная