– Да… Я помню, но что здесь странного! Я до сих пор считаю, что этот… извините, прохвост. Нет, сначала, когда я думал, что он – румынский князь, я предполагал у него забывчивость! Теперь я понимаю, что это – просто мошенник.

– Евгений Францевич! Я вижу, вы меня не понимаете, скажу более ясно. Если бы тогда в номере при появлении представителей власти вы заявили, что ни о какой коробочке не имеете понятия, что в глаза ее не видели, то ваши слова мог бы опровергнуть только аферист Сидоров, он же Иностранец, он же Гиря, он же Понедельник. Кстати, до сих пор неизвестно, Сидоров его фамилия или Сидоровчук. Сейчас это выясняется.

– Какой же я осел! – с отчаяньем простонал Король.

– Позвольте не поверить. Я могу перечислить и ваши клички, Евгений Францевич, но больше всего, по-моему, вам подходит кличка Король. Вы начинали лет двадцать назад, обчищали карманы попутчиков по купе, пользуясь своей категорически интеллигентной внешностью и необыкновенной ловкостью рук картежника. Работаете один, умеете хорошо гримироваться, никогда ничего не подсыпали в напитки попутчиков, никогда не наносили увечья. Как бы это сказать… Специалист старой закалки. Как же я могу представить, что вас пригласил в номер незнакомый человек, который в течение двадцати минут разыграл перед вами демонстрацию дорогих безделушек, предлагая их купить, затем запрятал эти безделушки, вызвал милицию и посадил вас, и все это при полном вашем содействии.

– Это просто помутнение! Постойте, Бабочка-мусульманка… Неужели? – Король даже привстал.

– Евгений Францевич, давайте начнем сначала. Давайте предположим, что вы пришли в номер Сидорова, ну, скажем, сыграть пару партий… Во что, Евгений Францевич?

Король безучастно смотрел перед собой.

– Вот, к примеру, преферанс, очень смешное слово. У вас с собой чемоданчик денег, у Сидорова – драгоценности. Денег у него было меньше вашего. Проходит несколько минут, игра еще не начата, судя по найденным у Сидорова нераспечатанным колодам, которые он, как выяснилось, купил в подарок своей «старой мамочке», а у вас обоих пропадают и деньги, и ценности. Как это, Евгений Францевич, а?

– Балконная дверь, – предположил Король.

– Третий этаж! – возразила Ева.

– Номер рядом, – вздохнул король, все так же уставившись перед собой неподвижным взглядом. – Пустой номер рядом. Там тоже есть балкон.

– Вполне может быть, – вынуждена была согласиться Ева. – Это наш недосмотр. Прочтите и распишитесь, я прикажу осмотреть номер рядом.

Гости начали собираться к восьми. В их распоряжении был огромный ресторан и концертный зал. С улицы многочисленные зеваки видели, что у стеклянных дверей гостей радостно встречают здоровяки с бульдожьими мордами в расшитых золотом ливреях. Им не могло прийти в голову, что от дверей гостей просили пройти в небольшую комнату, где быстро и профессионально обшаривали и дам, и господ на предмет оружия. Дамы визжали, господа выражали недовольство, но все тихо-прилично, все ж свои… Подробно объяснялось, что эта исключительная мера вызвана слухами о готовящемся покушении на Федю, если господа опасаются за свою жизнь, то такси еще ждет…

Господа ухмылялись, быстрым и нервным взглядом одаривали своих дам. Дамы, которые успели рот открыть, тут же его закрывали, а которые молчаливые, немного открывали и говорили «пустяки» или «все ходим под богом». Соответственно, именно по этому признаку – открытый-закрытый рот и можно было с ходу определить содержанку или жену приехавшего гостя. Платные девочки, справившись с испугом при обыске, поймав строгий взгляд, переставали щебетать, а серьезные замужние дамы, поймав растерянный взгляд, брали инициативу в свои руки. Так или иначе, но никто не уехал.

Обещали умопомрачительный концерт, большой и необычный сюрприз, «который заставит вас трепетать и никогда не забудется», как было написано в приглашении, именинный торт огромного размера из мороженого и карамели и памятные сувениры каждому.

Федя должен был сказать речь. Конечно, Федя не любил речей, но в подпитии иногда мог минут двадцать пять объяснять что-либо очень доходчиво. Поскольку ему сегодня категорически запретили пить до «сюрприза», Федя нервничал, и речь его была, на радость всем, очень короткой, хоть и не совсем внятной.

– Братья по оружию! – неожиданно провозгласил он, вставая из-за стола и поднимая бокал с соком. – Я тут слушал, что вы про меня говорите. Все это интересно, но неправда. Страна в опасности, братья! Какие морды сидят наверху! Обидно. Ни одной русской, вот беда. Но сейчас не про это. Делаем что можем, да… Все, что можно, – делаем! За самый приятный подарок! – поднял бокал Федя и уважительно посмотрел в сторону совершенно, кстати, нерусской «морды». Морда скромно опустила глаза.

Только что, когда гости развлекались обсуждением необычного платья известного певца, Феде доложили о расстреле шестерых азербайджанцев. Само по себе это событие было вполне даже рядовым, но Федя вспомнил свой разговор «про политику» дня три назад. Он начинал говорить про политику, когда с него начинали требовать деньги на какого-нибудь политика. Федя политиков очень не любил, но понимал их необходимость. Этот человек, поверенные которого просили инвестиций, раздражал Федю своими странными галстуками, когда являлся в телевизоре. Федя и завелся. Он коротко объяснил, кто у нас тут делает политику и каким именно местом. «И нечего изображать здесь хозяев! – решил разъяснить он в конце разговора, когда его стали пугать возможностью изменения власти в стране. – Ты мне скажи лучше, есть такое место, где мне нельзя стрелять? То-то! А говоришь, власть… Что? Где? Ну, ты русский, а дурак, это место свято, я в церквах не стреляю». Последней фразой Федя определил свое отношение к Кремлю. Через день шестерых убитых азербайджанцев нашли не где-нибудь, а в Центре космической связи, на совершенно закрытой и охраняемой территории. Исполнитель скромно опускал глаза, а Федя, довольный, решил, что теперь-то разговор о власти с умником в прибабахнутых галстуках решен окончательно. Теперь все поймут и запомнят, что Федя разбирается с надоевшими группировками там, где ему хочется. Подарок был в кайф.

Оглядывая собравшихся гостей, Федя задумчиво молчал, все еще держа в руках бокал. Гости занервничали, они не поняли, закончил Федя речь или нет. Кто-то кашлянул, Федя вздохнул и поставил бокал на стол.

– Пейте, ешьте! Веселитесь! – Федя, не усаживаясь, чуть нагнулся и протянул руку к вазе с фруктами. Он взял большую красно-лимонную грушу таких неестественных цветов, что рядом с ней виноград и персики выглядели замарашками. Груша была тяжелой. Федя поднес ее к лицу, все еще пристально оглядывая сидящих. То ли гости ждали, когда он сядет, то ли речь была слишком коротка, так или иначе, никто не успел отвести от Феди глаз и заняться своей тарелкой. Поэтому то, что произошло потом, видели все и очень подробно.

Федя широко открыл рот, словно хотел засунуть в себя сразу всю грушу. Но укусить ее не успел. Груша взорвалась со страшным грохотом. Федя дернулся, подбросив вверх руки, и тяжело сел на свое кресло с высокой спинкой. Когда развеялся легкий синеватый дымок, гости увидели, что Феде взрывом снесло полголовы. Огромная развороченная рана на шее, сбоку от раны висело что-то, опускаясь на грудь и заливая кровью белоснежную рубашку. Это что-то подозрительно белело. Сидящие рядом с Федей первыми узнали кусок челюсти. Громко и тонко завизжала женщина. Потом опять наступила тишина. В полнейшей тишине гости стали неуверенно смотреть друг на друга. Сидящие рядом с Федей оказались забрызганными красными пятнами и желеобразной массой. Один из гостей медленно снял эту массу салфеткой со своего пиджака, вытаращив глаза и шумно дыша. «Мозги», – прошептал он.