Шайло повсюду ходил с Клэр. Он охранял ее, пока она гуляла поздним вечером под тяжелыми, нависающими облаками. В этот час по улицам бродят лишь те, кто не может уснуть, кого преследует любовь: погибшая, потерянная, отвергнутая. Они невидимками скользят среди теней, стремясь остаться наедине со своим отчаянием. Клэр коротко стриглась и ходила в потертом жакете, в котором мать работала на огороде. Еще у нее были джинсы, купленные лет десять назад, и ботинки, которые она носила в старших классах, когда ждала автобус на углу Найтингейл-лейн. Клэр нравились зеленые парижские ночи, зеленый воздух, скользкие зеленые тротуары после дождя. Она часто заходила в кафе в Маре рядом с квартирой бабушки. Ее все знали, но делали вид, что она им незнакома. Клэр ценила эту грубоватую любезность. Она никогда не смотрела на официантов или хозяина. Не хотела вежливо беседовать о погоде или новостях, не нуждалась в общении. Ей требовались только кофе и тихий столик у окна.

В Париже с нею не раз хотели познакомиться мужчины, но Клэр не обращала на них внимания. Она считала, что любовь губит людей, и держалась особняком. Однажды она искала лук-шалот в овощном отделе магазина. К ней подскочил мужчина и поцеловал. Схватил и притянул к себе, прежде чем она успела опомниться. Заявил, что не смог устоять перед такой красотой. Клэр побросала покупки и ушла из магазина. Она ни разу больше в нем не появилась, хотя он был у самого дома.

Клэр больше не интересовали оттенки солнечного света в Париже. Она помнила, как составляла списки с Мег. Свет был то розовым, то светло-лимонным, приглушенно-лиловым или дымчато-серым. А однажды днем он был оранжевым. Клэр предпочитала темноту и потому любила Париж. Его называют городом света, но не тогда, когда в дождливый день приходится поднимать воротник пальто. И не в сумерках. Клэр потеряла интерес не только к свету, но и к дружбе, еде, беседам, мужчинам, любви, школе, работе, мечтам. Она запиралась в своей комнате и спала целыми днями. Поднявшись с помятым лицом, съедала на ужин тарелку супа или горсть крекеров. Иногда ее бабушка боялась, что Клэр вот-вот исчезнет. Что от нее останется, если она продолжит прятаться в своем неуклонно сокращающемся мирке? Ботинки, шапка, пальто — больше ничего. Клэр говорила только в случае крайней необходимости, но что считать таковой? Если соседи с ней здоровались, она вздрагивала, будто от укола булавкой.

Иногда ей снились кошмары. Сон спасал Клэр от всего, кроме них. Наталия несколько раз слышала, как внучка кричит во сне на тарабарском языке, на котором говорили сестры Стори.

На ночных прогулках Клэр искала камни, по одному за каждый день небрежения могилами матери и сестры. Камни копились под кроватью, в шкафу, в ящиках комода. Самыми красивыми были гладкие камни, выловленные рыбацкой сетью на мелководье Сены, но круглые белые из Тюильри ей тоже нравились. Ее коллекция так разрослась, что в ветреные дни квартира громыхала. Соседи снизу потеряли терпение и начали жаловаться. Обитателям дома снились землетрясения и обвалы. Вскоре подобные сны стали мучить даже самых маленьких детей. Молодая пара съехала, решив, что дом проклят. Владелец обрадовался, нашел новых жильцов и удвоил плату.

Клэр часто задавалась вопросом, не демон ли она сама. Давным-давно Эльв научила ее узнавать демонов — лежа рядом в кровати, прошептала безошибочные приметы. Демоны отмечены черными звездами и светлыми глазами. Когда они входят в комнату, оконные стекла покрываются морозными узорами, а растения увядают. Если попадешь в беду и обратишься к демону в миг отчаянной нужды в нем, то встретишь пустоту. Такой была и Клэр.

Мег уже была бы взрослой женщиной со своей собственной жизнью, если бы Клэр не позвала ее в машину. Сестра любила книги. Возможно, она стала бы писательницей и жила в Лондоне или на Манхэттене. У нее был бы любовник или муж. Ребенок или даже несколько. Клэр не было прощения. Она гуляла по Парижу в темноте, но не видела ни желтых фонарей, ни горбатых горгулий, ни гулкой мостовой, ни парков за чугунными оградами. Ее больше не волновали такие человеческие проблемы, как любовь и счастье. Она верила в наказание, кару и злой рок. Клэр считала, что они с Эльв два сапога пара. Иногда она подолгу стояла на берегу реки в измазанных грязью ботинках. Ветер со всей силы толкал ее в спину. Что изменится, если она не вернется?

Однажды днем Наталия увидела, что внучка забралась на подоконник и уставилась на пену белых цветов каштана. На дворе стояло самое ужасное время года, ненавистная пора фиалок, пыльцы и зеленого света — весна. Прошло время, но Клэр во многом осталась прежней. Она не поступила в университет, не работала, не влюблялась, не готовила еду, не целовалась до головокружения. Она считала, что лучше держаться подальше от людей. После того ужасного дня она думала, что приносит беду.

Наталия увидела, как Клэр качается на подоконнике, и позвала ее, но внучка не ответила. Мир гас. Возможно, дело было в нервном расстройстве, душевном кризисе, вызванном травмой и стрессом. Наталия подозревала, что Клэр порабощена самой идеей рока. Сильная и искренняя вера творит чудеса. В реальном мире появляются плоды фантазии — чудовище за дверью, демон за спиной.

Наталия втащила внучку в комнату — точно вырвала сомнамбулу из сна. Она тянула так сильно, что вывихнула плечо. Но она была не из тех, кто сдается. Наталия втайне писала Эльв каждую неделю. Болтала о соседях, рассказывала байки о квартале Маре. Она записывала истории местных жителей: как долго они жили в своих квартирах, как звали их мужей и жен, разные домашние новости — что ели на ужин, хорошо ли было приготовлено, какая стояла погода. Наталия не сдавалась, хотя не получала ответов. Она думала, что внучка выбрасывает письма не читая. Она понятия не имела, как сильно Эльв нуждается в ее письмах. Однажды Наталия простудилась и несколько недель не писала. Вскоре после этого пришло письмо из Штатов — первое письмо от Эльв. «Мадам Мишель вышла замуж за своего ухажера? Что случилось со щенком мальтийской болонки, которого он ей подарил? Она набралась смелости признаться, что у нее аллергия на собак? Из кафе на углу уволили всеми любимого официанта, который так уставал на двух работах, что засыпал на ходу с подносом в руке? Каштан зацвел? Воздух пахнет миндалем? Какого цвета свет? Когда ты мне напишешь?»

Наталия никогда не сдавалась. Это было ее жизненным принципом. Вот почему она влепила Клэр пощечину.

— Проснись! — крикнула она.

Изумленная Клэр схватилась за щеку.

— Что ты затеяла? Хочешь покончить с собой?

Клэр покачала головой. Похоже, она сама не знала.

Ночью Наталия собралась в туалет. Несмотря на слабеющее зрение, она заметила черные крылья. Точно мотылек бился в плену тесного коридора. Неясная тень метнулась мимо зеркала в позолоченной раме у двери. В зеркале никто не отразился, и все же здесь кто-то был. Наталия велела себе успокоиться. Ей померещилось, что она увидела крошечную женщину с черными крыльями.

Наталия села и щедро плеснула себе виски из бутылки «Джонни Уокера», оставшейся от Мартина. Она всегда скучала по мужу, но сегодня особенно. Она была в смятении. Неужели она вообразила существо в коридоре? Не пора ли навестить окулиста или даже психиатра? Наталия осушила второй стакан и задумалась насчет третьего. Мадам Коэн всегда утверждала, что демоны реальны. А иначе откуда взяться бедам, которые преследуют человечество? Как бы то ни было, Наталия не отдаст демонам свою внучку, будь они созданы из кожи и костей или из праха и воспоминаний.