о деловитости, аккуратности, уважении к людям — услышат и, скорее всего, поймут, но как же велика мера времени и сил, сколько раз надо повторить однажды сказанное, чтобы от слов перейти к делам. («Но в том-то и суть, что одно дело — расписаться в согласии с этой истиной, побожиться, что разделяешь ее, губами признать ее, другое дело — уметь провести ее в жизнь».) Чтобы слова об ответственности каждого стали общей мерой отношения к делу, а из призывов к деловитости утвердился деловой стиль и взамен постоянных заявлений об уважении к человеку пришло бы подлинное уважение, обогащенное и расширенное практикой. Велика мера — много требуется и времени и сил, чтобы ленинские представления о работе советского аппарата стали общими, деловым почерком.

Сев в плетеное кресло, Владимир Ильич достанет часы. Сразу же смолкнут разговоры, начнется заседание. («Владимир Ильич вел заседания так, что его примеру следовало бы подражать всем». Н. А. Семашко) А закончится оно, скорее всего, далеко за полночь, когда лицо председательствующего сделается серым от усталости. (Он «страшно утомлялся, когда приходилось на заседаниях Совнаркома решать самые мелкие дела». А. И. Ульянова-Елизарова)

И может случиться — под самый конец заседания, к. ак бывало не раз, когда неудачное выражение докладчика, порой всего лишь слово, вызывает смех, — кто-то не выдержит, прыснет первым, засмеется сосед, и начнут хохотать все без исключения. Не сможет сдержать улыбку и Владимир Ильич, оборвет, закроет заседание, отметив при этом: беспричинный смех — самое убедительное доказательство всеобщей усталости.

Впрочем, бывало, что смеялись и по ходу заседания — в этих стенах не раз раздавался дружный хохот. («Ленин добродушно принимался хохотать, когда ловил кого-нибудь на курьезном противоречии, а за ним смеялся и весь длинный стол крупнейших революционеров и новых людей нашего времени — над шутками самого ли председателя, который очень любил сострить, или кого-либо из докладчиков». А. В. Луначарский.) Отчитывается, скажем, о сокращении штатов представитель Комиссариата земледелия и сообщает, что они вдвое сократили число летчиков-наблюдателей. «А сколько же их было?» — «Двое». Ленин смотрит прищурившись на докладчика. Пауза и общий смех. («Но сейчас же после этого бурного смеха наступала вновь та же бодрая серьезность и так же быстро-быстро текла река докладов, обмена мнений, решений». А. В. Луначарский.)

Скорее всего, Владимир Ильич начнет заседание с проверки, как выполняются ранее. принятые решения. («Становилось жарко на заседании от того, как Ленин распекал за волокиту и просто за неряшливое отношение к проверке исполнения». А. А. Андреев.) Ленин сразу же сосредоточится, потребует того же от всех присутствующих. («Секретарям, дежурящим на заседаниях СНК и СТО.

Поручается вам следить строго за тем, чтобы на заседаниях не велось частных разговоров, и останавливать разговаривающих».)

И сколько бы часов ни продолжалось заседание — никаких разговоров, хотите обменяться мнениями — пишите записки, их количество никем не регламентировалось. («…во время заседаний СНК только записки подавать, а разговаривать запрещено».)

Как только начнется заседание, так сразу же, наверное, возьмется за перо Г. В. Чичерин — он многие вопросы успевает таким образом решать. Пишет Ленину А. Д. Цюрупа. (Цюрупа — Ленину: «В. И.! Как решен вопрос об использовании армии для борьбы для взятия хлеба? И если он решен утвердительно, то как это дело будет оформлено — в порядке ли соглашения с комиссариатом военным или в порядке издания декрета…» Владимир Ильич подчеркивает слова «в порядке ли соглашения с комиссариатом военным». Ленин — Цюрупе: «Именно в таком порядке…

Сейчас только я написал Шляпникову, чтобы он ехал на Кубань. Он сегодня должен договориться с Вами. Советую сегодня же назначить его от СНК». Цюрупа — Ленину: «Сталин согласен ехать на Северный Кавказ. Посылайте его. Он знает местные условия. С ним и Шляпникову будет хорошо». Ленин — Цюрупе: «Я согласен вполне. Проводите обоих сегодня».)

Не на каждом заседании Совнаркома бывает Луначарский: значительную часть времени находится в Петрограде. Ну а когда бывает, происходит постоянный обмен записками с Владимиром Ильичем.

Ленин — Луначарскому: «Я сегодня говорил с Виноградовым. Производит хорошее впечатление.

Он обещал сговориться с Вами.

Говорил ли с Вами?

Сговорился ли?

Если не сговорился, то в чем?»

Луначарский — Ленину: «Еще не говорил с Виноградовым. Если правда, что сговоримся, то — хорошо»

Ленин — Луначарскому:

«Когда вы едете?

День и час?»

Луначарский — Ленину: «Завтра в 12 ночи».

Ленин — Луначарскому: «Можете ли созвониться с Виноградовым и назначить ему свидание завтра?»

Луначарский — Ленину: «Конечно».

Ленин — Луначарскому:

«Имеете его №»?

Луначарский — Ленину: «Узнаю у Малиновского».

Ленин — секретарю:

«Виноградову позвоните от моего имени:

почему он не сговорился с Луначарским? Луначарский здесь».

А случалось, Владимир Ильич вел одновременно несколько таких диалогов; делал пометки на повестке дня («Отложено»); записывал выступающих — фамилии, время, а когда и слова, фразы, сказанные ими; редактировал проекты постановлений, писал на них: «Утверждено. В. Ульянов (Ленин)», сам предлагал формулировки решений, быстро проговаривал их, все время спрашивая: «Записали? Успели записать?»; словом, репликой, часто выступлением — их бывало по два, по шесть, по десять на заседании — участвовал в рассмотрении вопросов… («В Совнаркоме царило какое-то сгущенное настроение, казалось, что самое время сделалось более плотным, так много фактов, мыслей и решений вмещалось в каждую данную минуту». А. В. Луначарский)

И вновь пишет записки. Правда, порой переписка носила и не столь деловой характер. Как-то Владимир Ильич получил записку: «Начался перелет перепелов. Надо срочно поехать на охоту, чтобы не пропустить лет». Ленин прочел, вздохнул и написал в ответ: «Я рад бы в рай, да…» (Только в 1922 году — «узнав от врачей, что такое раздвоение внимания вызывает сильное утомление и может снова ухудшить состояние здоровья Владимира Ильича, я попросила товарищей посылать ответы на записки Владимира Ильича мне, с тем, что я буду передавать их ему после заседания. На первом же заседании, не получая ответов и заметив скопление записок на столе секретаря, Владимир Ильич написал мне шутливую записку: «Вы, кажись, интригуете против меня? Где ответы на мои записки?» Пришлось отдать ему записки». Л. А. Фотиева)

Вынув часы в начале заседания, Ленин будет держать их весь вечер в левой руке — следит за временем выступления каждого докладчика. Оттого и записывает не только фамилию выступающего, но и время, когда предоставили ему слово. Позже установят строгий регламент («…1. Докладчикам 10 минут.

2. Ораторам 1-ый раз — 5, 2-ой раз — 3 минуты.

3. Говорить не > 2-х раз.

4. К порядку 1 за и