– Тебе нечего стыдиться, – успокаивала ее Пэт, когда Лиз вернулась в больницу, – ты платила налоги и взносы в фонд национального страхования, а теперь тебе просто возвращают эти деньги, у тебя полное право на них.

Но ее слова облегчения не принесли.

Через неделю после операции Рози впервые приняла ванну. Бинты сняли, и Лиз получила разрешение помыть бритую голову, от засохшей крови вода сделалась красной.

Втирая шампунь – мягко, чтобы не задевать швы, – Лиз старалась дышать глубоко и равномерно, чтобы не расплакаться. Совершенное с ее дочерью казалось ей бесчеловечным надругательством, а собственная неспособность защитить Рози заставляла ее трястись от ярости, хотя Лиз и убеждала себя, что откажись она от операции, и сейчас все было бы намного хуже.

Доверившись мягким рукам матери, Рози неподвижно лежала в теплой воде.

– Сверкаешь как стеклышко, – сказала Лиз, помогая ей выбраться из ванны; она закутала дочь в большое белое полотенце.

Изуродованная шрамами голова Рози наводила на мысли о фильме ужасов.

Еще через неделю врачи сняли семьдесят скобок и наконец разрешили Рози вернуться домой. На вопрос Роберта, можно ли ему зайти повидаться, Лиз отказала, сославшись на самочувствие девочки.

«Могу я позвонить через несколько дней?» – спросил он, но Лиз промолчала. А что ей ответить? Что она боится сорваться и не сможет ничего толком объяснить или что знает его слишком плохо, чтобы делиться своими страхами? Перед дочерью она держалась из последних сил, на Роберта ее попросту не хватит.

Она перенесла Рози из машины в детскую, где в воздухе висел запах несвежего постельного белья.

– Подожди секунду, я машину закрою, – сказала Лиз, поправив подушки.

Проходя мимо собственной спальни, Лиз заметила беспорядок и с содроганием поняла, что последний раз была здесь две недели назад, после свидания с Робертом. Сначала она не могла уснуть из-за глупого восторга, а затем проспала и вылетела из дома, едва успев собраться.

Как давно это было – короткий миг, вспышкой осветивший комнату и угасший. Хотя, может, таково свойство памяти? Она состоит из отдельных мигов, похожих на пики кардиограммы, которые со временем теряют силу, так что ты возвращаешься к ним все реже и реже?

– Мам? – позвала Рози, и Лиз кинулась к машине.

Она схватила сумки, со стуком уронила их в коридоре, захлопнула дверь и закрыла ее на двойной замок. Они укрылись в собственном мирке, где есть все, что им нужно, и где никто не сможет нарушить их покой. Лиз хотелось навсегда спрятаться от людей – кроме врачей и, может, Пэт с Джин.

Одиночество, злость и желание сбежать подальше вскоре отступили. Ежедневно на протяжении двух недель медсестра из местной больницы навещала Рози, и, как только девочка начала приходить в себя, Лиз тоже полегчало. К ним стали заглядывать гости с подарками – игрушки для Рози, букеты и коробки конфет для Лиз. Вскоре квартира, переполненная цветами и открытками, напоминала цветочную лавочку.

Тони и Фелипе вручили дорогой набор банных масел, лосьонов для тела, мыла и ароматизированных свечек, заявив, что девочкам «нужно себя побаловать». Лиз растрогалась.

Их снабжали лазаньями, мясом в остром соусе, рагу, которые можно было убрать в морозилку и разогреть, когда захочется. Джин испекла свой коронный пирог с ветчиной и курицей под корочкой из хрустящего слоеного теста – корочку Рози обожала особенно, – а трое ее подопечных малышей пальчиками нарисовали открытку: девочка в розовой футболке и голубых штанах среди желтых нарциссов.

– Можешь повесить рисунок на стену в своей комнате, – сказала Джин и поспешно добавила: – Если мама разрешит.

Эсме, обычно отправлявшаяся рано утром в свою гончарную мастерскую и возвращавшаяся ближе к полудню, забегала со свежей выпечкой из пекарни. Не особо знакомая с материнскими чувствами, она вылепила для Лиз и Рози одинаковые керамические кружки и тарелки с витиевато выведенными надписями «Мамуля» и «Рози» и даже предложила приглядывать за Рози, если Лиз понадобится помощь.

Однажды вечером Эсме пришла и добрый час – Лиз тогда принимала душ – просидела с девочкой, обращаясь с ней как со взрослой и рассказывая истории из собственного детства. Оказалось, что первые пять лет жизни Эсме провела в Африке и до восьми лет, пока ее семья не переехала на Ближний Восток, бегала босиком. Рози была совершенно очарована.

Через месяц после операции к Рози зашла Мэнди, и мама оставила ее на пару часов. Девочки сидели в гостиной, болтая и мастеря украшения из подаренного Рози набора.

Из-за опухоли, что давила на зрительный нерв, зрение Рози никогда полностью не восстановится. Девочке придется вечно подносить вещи к глазам, чтобы как следует их разглядеть, а со временем предстоит еще и привыкнуть к очкам и книгам с крупным шрифтом. Когда Лиз думала об этом, сердце ее обливалось кровью, но, в конце концов, это относительно невысокая цена за сохранение жизни.

Стеснявшаяся своей головы, на которой только-только начали отрастать волосы – мягкие, как пушок у птенцов, – Рози повязала шарф, но Мэнди захотелось посмотреть на шрам.

– У тебя там и правда были скобки? Наверное, больно ужасно?

Рози описывала операцию не без подробностей, явно гордясь боевыми ранами, и Лиз это порадовало.

– Мой доктор, доктор Амин, говорит, что волосы вырастут такими же, как раньше, а еще он думает, что эта штука у меня в голове отключилась навсегда.

Для наглядности Рози сдавленно захрипела.

Лиз улыбнулась. Сначала волосы, потом опухоль. У Рози свои приоритеты, как и у каждого.

Она приготовила девочкам сэндвичи с арахисовым маслом и обрадовалась, когда Рози съела почти все, кроме хлебных корочек, которые всегда недолюбливала. Как только Мэнди ушла, заглянула Барбара из «Поймай омара», чтобы оставить «для пациента» темно-синий джемпер с нашивкой в виде кота и ярко-розовые легинсы.

– Я не смогла пройти мимо, – объяснила она, потягивая чай. Они с Лиз сидели на кухне, а Рози смотрела телевизор в гостиной. – Как увидела этот джемпер, так сразу подумала о нашей Рози.

Барбара рассказала немного о пабе и вспомнила про Лавдей, которая бросила ее сына Эйдена – тот отказался ехать с ней по магазинам и вместо этого отправился повидать детей.

– Слишком уж она для него молоденькая, – вздохнула Барбара, – я его предупреждала, но он не слушал. Говорила же, что все кончится слезами.

У Роберта, судя по всему, возникли проблемы с новой официанткой – взбалмошной дамой из Торпойнта, которая за спиной передразнивает посетителей.

– Что-то мне подсказывает, он по тебе скучает, – сказала Барбара, пристально разглядывая Лиз.

Ее слова огорчили Лиз. Бедный Роберт, ему меньше всего нужен работник, от которого одни неприятности. Лиз и сама скучала по ресторанной суете и даже, как ни странно, по работе уборщицей. Но сейчас ничто, кроме Рози, значения не имеет.