Дворец был темнее поместий Зеленой Горки, более мрачен и замкнут. Его прошлое в качестве вооруженной крепости проглядывало сквозь толстые стены и узкие окна-бойницы. Светильники съедали весь воздух. Ощущая строение скорее тюрьмой, чем вместилищем власти, Андомака рада была побыстрей оказаться на уличном, морозном просторе. Ее ожидал экипаж – а с ним и Трегарро. Слуги помогли взойти на подножку, и не успела защелкуться дверца, Трегарро стукнул в крышу, а возница пустил коней рысью. Дворцовый сумрак уступал место сумраку Зеленой Горки. Андомака тонко улавливала различие между ними.

– Не нравится это мне, – поделился Трегарро. – Нас подозревают.

– Ничуть.

– Они прознали про нас.

– Ничуть.

– В эту самую ночь, избранную для повторного обряда, ей вздумалось вызвать вас для беседы? Скажите еще, что это не попытка нас пошатнуть.

– Да ты, поди, никогда не был молодым и влюбленным? – ответила Андомака. Жестоко, но Трегарро притворился, будто она не всерьез.

– Таким, как княжна, никогда.

– Она на полпути от яслей до брачного ложа. Известный ей мир ограничен осязанием ее кожи. Ничего из наших занятий для нее просто не существует. Это – обычное совпадение.

– Чары и совпадения. Не нравится мне такое.

Карета, наскочив на булыжник, загремела, затем выровняла ход. За маленьким окошком уже виднелся дом Братства Дарис с горящими факелами у дверей. Андомаку укололо неподдельной тревогой. «Что, если обряд снова потерпит крах?» Она отогнала беспокойство.

– Если болтовня втрескавшейся глупышки способна меня отвлечь, значит, провал мой заслужен, – произнесла она.

Андомака никогда не спрядала нить до кончины князя Осая. Тому не было повода. Но в данном обряде она разбиралась, поскольку выучила их все, и, когда настало время, к церемонии была определенно готова. Ни она, ни князь Осай не предвидели скрытого во дворце врага. Но когда дядю стало подводить здоровье, накопившаяся в городе гниль начала проступать. Потерялся кинжал. По природе своей города он покинуть не мог, не просигналив об исчезновении, но в какой-то момент между взошествием на престол и финальным недугом князя Осая кто-то забрал орудие из его святого пристанища. Последние недели жизни Осай провел, надзирая за выковыванием нового клинка. И, еще более строго, за приближением личной тайны: ребенка княжеских кровей с Медного Берега.

До того как престарелый властитель успел подготовить прочие обереги и чары, к нему пришла смерть. Мир вступал в очередной промежуток истончения, и новый кинжал, склянку с кровью Бирна а Саля и посмертное имя князя пришлось принимать Андомаке.

Продолжение жизни целого города, его заветное сердце, было доверено ее рукам. Из ее рук оно выпало и разбилось. Новый клинок рассыпался на куски. Следующим утром, венчаясь на княжение, Бирн а Саль предстал вместе с собственным духом, впервые за много веков. Заговор против Китамара преуспел, пусть и на короткое время. Сейчас, при развороте года назад, она могла предпринять первые действенные шаги к выяснению причин. Начало положит обретение Китамаром если пока не престола, то голоса.

Экипаж въехал через ворота на внутренний двор Братства Дарис, вверх по длинной дорожке, и остановился у входа в храм. Здесь ожидали лакеи в цветах Братства и ее дома Чаалат. Трегарро, не желая ждать, пока приставят ступеньки, спрыгнул на гравий и решительно двинулся вперед, удостовериться, что все на местах к ее появлению. Андомака не задерживала его. Это его обязанность – беспокоиться и суетиться, как ее – прогибать реальность под свою волю и волю города. Позволять прислуге, такой как Трегарро и эти лакеи, служебное рвение было не менее важно, чем им – почитать ее власть. Каждый на своем месте, каждый выполняет отведенную роль.

Когда она вошла во внутренний храм, свечи уже горели. Младший жрец сидел на стуле у алтаря и выводил на арфе замысловато-мелодичный перелив. Ее тело по давно выработанной привычке расслабилось. Андомака вытянула руки, проводя свою волю сквозь кончики пальцев, чтобы осторожно и последовательно ощупать воздух, окружающий мир, пространство меж прочих пространств. Реальность показалась ей мягкой. Ломкой. Податливой. Трегарро посмотрел на нее с немым вопросом. Она ответила улыбкой. «Да».

– Приведите мальчишку, – распорядился он. – Пора.

Андомака прошла к алтарю. Кинжал уже лежал на жертвеннике, как должно было быть той ночью при сожжении дяди. Его посмертный знак был выписан на желтом свитке возле черной чаши, наполненной водой из Кахона. Свиток не обязателен, но приятно, что он тоже был здесь. Пусть этот элемент лишь подкреплял ее уверенность – уже немало.

Вошел мальчик. Он выглядел окрепшим по сравнению с тем, каким его привезли из логова работорговцев. Во взгляде появилась твердость. Лицо неправильной формы и кожа не того оттенка, однако эхо князя Осая явственно прослеживалось по губам и изгибу бровей.

– Добро пожаловать, – приветствовала она на его родном языке. На лице мальчика вспыхнула надежда, но стоило ему приглядеться поближе, и надежда угасла.

– Вы убьете меня? – спросил он на том же наречии Медного Берега. У него был приятный голос. Мелодичный и более звучный, чем предполагало телосложение.

– Что такое смерть? – задала она встречный вопрос. И не получив ответа: – Дай руку.

Мальчик стоял неподвижно. Большего она не ожидала, хоть и надеялась. Повинуясь ее жесту, из тени выступили двое храмовых стражей. Гул арфы разнообразился, в ароматном воздухе зазвенели сложные обертоны. Ее омыла дрожь предвкушения. Лишь предвкушения, сказала она себе. А ничуть не страха. Стражи опустили мальчишку на колени.

– Вы моей крови, – заговорил мальчик. – Вы моя родственница.

– Да, – беря клинок, произнесла Андомака.

– Вам ведь этого вовсе не нужно. Мы бы могли уйти вместе. И вы бы освободились.

Она провела лезвием клинка по его плечу. Мальчик едва поморщился, но там, где она прикоснулась к нему, набухла тонкая кровавая линия. Ткань мироздания зашуршала, оборачивая их, и Андомаку пробрало нечто напоминающее удовольствие. Она обратилась назад к алтарю. Кровь взывала к крови. Но прошлый обряд нарушился прежде, чем…

Аккуратно, как писец-каллиграф, Андомака вывела на камне посмертный знак князя Осая. Сразу по завершении последней черты кровь потемнела и зачадила. Ее тело исполнилось радости. Вернулся истинный клинок, кровь повлекла с собой нить, и мост между живыми и мертвыми был наведен. Воздух загустел в кругу внимания существ, не имеющих облика. Старых существ. Древних. Свечи померкли, словно пространство заполнил какой-то холодный дым. Она ощутила мощь и голод, будто изнутри ее самой. Тело окутали тепло и легкость, как после половины бутылки вина.

– И с вами тогда ничего не случится, – опять заговорил мальчик. – Ничего не случится с нами обоими. Ну, пожалуйста.

Она вытерла кровь с ножа куском материи, никогда